Friday, November 25, 2011
Птица 2011
Вот такой вот вчерашний центр застолья...
Чуть-чуть в неполном составе собрались, но традиция - живет!
Wednesday, November 23, 2011
Blessings and thanks...
Sunday, November 20, 2011
Папа
Папе 79 лет.
Он перенес несколько глазных операций и видит очень плохо.
Некоторое время назад перенес инсульт, который лимитировал его мобильность и почти отнял речь... Папа много читает и любит вышивать крестиком.
По скайпу часто показывает мне свои работы, вот додумалась попросить сестру "запротоколировать", нужно бы таким образом собрать его коллекцию - его работы есть здесь - в штатах, в Одессе, Черкассах, Днепропетровске и Закарпатье.
Он вышивает не только рушники и картинки, но так же - иконы. Еще он любит вышивать свои любимые цветы - ирисы. Сейчас трудится над салфетками для всех нас, на них будут анютины глазки - любимые цветы его мамы, моей бабушки - Марии Петровны.
Спасибо, Папуль от всех нас...
Он перенес несколько глазных операций и видит очень плохо.
Некоторое время назад перенес инсульт, который лимитировал его мобильность и почти отнял речь... Папа много читает и любит вышивать крестиком.
По скайпу часто показывает мне свои работы, вот додумалась попросить сестру "запротоколировать", нужно бы таким образом собрать его коллекцию - его работы есть здесь - в штатах, в Одессе, Черкассах, Днепропетровске и Закарпатье.
Он вышивает не только рушники и картинки, но так же - иконы. Еще он любит вышивать свои любимые цветы - ирисы. Сейчас трудится над салфетками для всех нас, на них будут анютины глазки - любимые цветы его мамы, моей бабушки - Марии Петровны.
Спасибо, Папуль от всех нас...
Wednesday, November 16, 2011
О двух ОЧЕНЬ интересных исторических проектах
C caйта кинокомании Golden Key Entertainment:
(изображения "читательны" - увеличиваются по клику)
Автор сценария Ольга Григорьева
В 1996 году вышла первая книга Ольги Григорьевой «Ладога». Автор вошел во вкус, плотно занявшись изучением славянской и скандинавской истории.
В 1997 году был создан роман-фэнтези «Берсерк», который неоднократно переиздавался (общий тираж составил около 100 тысяч экземпляров).
В 1997 году был написан в стиле исторического фэнтези роман «Колдун».
С 2002 года автор стала сотрудничать с издательством «Крылов», где были изданы ее книги в жанре исторического славянского фэнтези: «Фаворитка» (2002 г.), «Стая» (2005 г.), «Набег» (2006 г.), подарочное издание «Стая. Набег» (2006 г.).
В 2007 г. автор решил вернуться к теме своей первой книги. По ее мотивам были написаны «Тень Волка», «Священный Призрак», впоследствии собранные в одном подарочном издании под общим названием «Старая Ладога» (2007 г.)
***
Автор книги «Вещий Олег» Борис Васильев
«Очередной рейс», «Сержант» и др., 1968 г. (автор сценариев к фильмам)
«А зори здесь тихие», «Самый последний день» и «Иванов катер», 1969—1970 гг. — повести
— кинофильм «Офицеры»; романы «В списках не значился» и «Не стреляйте белых лебедей», 1971- 1974 гг.
«А зори здесь тихие» Государственная премия СССР в области кинематографии за кинофильм (позже — шесть театральных премий, три из них международные; премия имени братьев Васильевых в области кинематографии; орден Дружбы народов), 1975 г.
«Великолепная четверка», «Вы чье, старичье?» и др. произведения о проблеме фронтовиков после войны произведения о проблемах воспитания молодого поколения («Кажется, со мной пойдут в разведку», «Завтра была война» и др.); золотая медаль А. Довженко за сценарий к кинофильму «Завтра была война», 1980-е гг.
романы «Вещий Олег» и «Утоли мои печали»; независимая премия движения имени академика А. Д. Сахарова «Апрель» за гражданское мужество, 1997 г.
роман «Картежник и бретер, игрок и дуэлянт»; российско-итальянская премия «Пенне-Москва» как самому популярному и читаемому писателю (за роман «Утоли мои печали»), 1998 г.
романы «Скобелев» и «Ольга – королева русов», 1999 г.
(изображения "читательны" - увеличиваются по клику)
Автор сценария Ольга Григорьева
В 1996 году вышла первая книга Ольги Григорьевой «Ладога». Автор вошел во вкус, плотно занявшись изучением славянской и скандинавской истории.
В 1997 году был создан роман-фэнтези «Берсерк», который неоднократно переиздавался (общий тираж составил около 100 тысяч экземпляров).
В 1997 году был написан в стиле исторического фэнтези роман «Колдун».
С 2002 года автор стала сотрудничать с издательством «Крылов», где были изданы ее книги в жанре исторического славянского фэнтези: «Фаворитка» (2002 г.), «Стая» (2005 г.), «Набег» (2006 г.), подарочное издание «Стая. Набег» (2006 г.).
В 2007 г. автор решил вернуться к теме своей первой книги. По ее мотивам были написаны «Тень Волка», «Священный Призрак», впоследствии собранные в одном подарочном издании под общим названием «Старая Ладога» (2007 г.)
***
Автор книги «Вещий Олег» Борис Васильев
«Очередной рейс», «Сержант» и др., 1968 г. (автор сценариев к фильмам)
«А зори здесь тихие», «Самый последний день» и «Иванов катер», 1969—1970 гг. — повести
— кинофильм «Офицеры»; романы «В списках не значился» и «Не стреляйте белых лебедей», 1971- 1974 гг.
«А зори здесь тихие» Государственная премия СССР в области кинематографии за кинофильм (позже — шесть театральных премий, три из них международные; премия имени братьев Васильевых в области кинематографии; орден Дружбы народов), 1975 г.
«Великолепная четверка», «Вы чье, старичье?» и др. произведения о проблеме фронтовиков после войны произведения о проблемах воспитания молодого поколения («Кажется, со мной пойдут в разведку», «Завтра была война» и др.); золотая медаль А. Довженко за сценарий к кинофильму «Завтра была война», 1980-е гг.
романы «Вещий Олег» и «Утоли мои печали»; независимая премия движения имени академика А. Д. Сахарова «Апрель» за гражданское мужество, 1997 г.
роман «Картежник и бретер, игрок и дуэлянт»; российско-итальянская премия «Пенне-Москва» как самому популярному и читаемому писателю (за роман «Утоли мои печали»), 1998 г.
романы «Скобелев» и «Ольга – королева русов», 1999 г.
Friday, November 11, 2011
11-11-11
Вот и дождались мы первого снега!
Я его как-то умудрилась прошэрэпить, забежав после работы в магазин. И уже в сумерках укороченного дня заметила белое на траве, на крышах домов и машин... wow!
Резко похолодало, Пума по обыкновению, счАстливо рванула на улицу, но в недоумении от неожиданности перемен очень быстро попросилась обратно... Xодила по кругу, мяукая - возмущалась...
Мы еще не опраздновали День Благодaрeния, а уже "It's beginning to look a lot like Christmas Ev'rywhere you go..."
Hу что тут скажешь? Рожденственский дух парит в воздухе!
Душа поёт. Через неделю приезжает чaдо.
Today is a very BIG day for Elisabeth (GO, Elisabeth!!!!)
Tomorrow will dance the night away, really looking forward to it...
Я его как-то умудрилась прошэрэпить, забежав после работы в магазин. И уже в сумерках укороченного дня заметила белое на траве, на крышах домов и машин... wow!
Резко похолодало, Пума по обыкновению, счАстливо рванула на улицу, но в недоумении от неожиданности перемен очень быстро попросилась обратно... Xодила по кругу, мяукая - возмущалась...
Мы еще не опраздновали День Благодaрeния, а уже "It's beginning to look a lot like Christmas Ev'rywhere you go..."
Hу что тут скажешь? Рожденственский дух парит в воздухе!
Душа поёт. Через неделю приезжает чaдо.
Today is a very BIG day for Elisabeth (GO, Elisabeth!!!!)
Tomorrow will dance the night away, really looking forward to it...
Monday, November 7, 2011
Энни Лейбовиц
Есть фотографии, которые изменили наши представления о жизни или об истории: наберите в любом поисковике слова «фотографии, которые изменили мир» – и вы получите набор работ фотографов-репортажников, чьи имена зачастую помнят только любители малоизвестных фактов.
Есть фотографии, которые изменили фотографию: наберите «великие фотографы» – и получите список имен крупных художников, которые показали, что именно можно сделать при помощи камеры, света, бумаги, хотя показывали они это в основном друг другу.
И есть Энни Лейбовиц.
Всегда интересно читать о талантливых профессионалах своего дела, а тем более - как они мыслят...
Вот выдержки из замечательной статьи Маши Гессен в журнале "Cноб" об Энни Лейбовиц:
"МГ: Насколько подробно вы изучаете героя, прежде чем фотографировать?
ЭЛ: Как могу. Теперь это стало проще, конечно, с интернетом – можно просто погуглить человека. Я люблю смотреть на уже существующие фотографии, потому что о человеке много можно понять по фотографиям. Если есть время, посмотрю фильм, если речь об актере, представление или концерт, если речь о танцоре или музыканте. С тех пор как появились дети, у меня, конечно, меньше времени на все это, так что приходится экономить. В любом случае я стараюсь собирать материал, пока не почувствую, что у меня есть представление о человеке. И я всегда иду с какой-то готовой идеей, иначе страшно. Потому что может не хватить времени. Кроме того, в процессе съемки мозг работает иначе, ты его используешь иначе. Съемки – это физический процесс, хоть ты и должен добиться эффекта отсутствия камеры. На самом-то деле камера всегда есть, ты всегда привязан к своему оборудованию. Так что думать лучше заранее. В смысле накапливать информацию, всю, которую только можешь. А лучшие идеи приходят уже после съемки. Мало кто позволяет вернуться и доснять. В молодости я вообще приходила и не знала, когда пора уходить. Пока работала в Rolling Stone, просто жила с фотоаппаратом, приходила с ним и оставалась – надолго, на несколько дней. Теперь так уже нельзя. Но, когда есть возможность, я предпочитаю делать портрет в течение пары дней. И вообще я не боюсь попросить разрешения вернуться. Не все соглашаются, но иногда мне везет.
МГ: Когда вы смотрите на уже существующие фотографии человека, не бывает так, что кажется: мне тут делать нечего, все уже снято?
ЭЛ: Ну, бывает, что я побаиваюсь. Леди Гага, например, – ее уже много снимали. Но всегда есть что снять. Фотография – это все равно такая плоская штука, всегда что-то остается несделанным. Не всегда можешь снять то, что хочешь, но всегда можешь снять что-то. И потом, как бы это сказать, вся эта ерунда о том, что надо поймать душу героя. «Вы ее поймали», – мне все время такое говорят. А я думаю: что за чушь? Да, что-то, какую-то частичку человека удается поймать. А душу – не сомневаюсь, что ее можно поймать, если провести с человеком год. А так – ты приходишь и уходишь, такова природа этой работы. И многое зависит от героя. У него вообще может быть плохое настроение. Ну да, я иногда думаю, что тут еще осталось делать? – потому что хороших фотографов много, мне кажется. Но это приходится пересиливать. И главное – мне кажется, в жизни известного человека бывают разные периоды. Я вот думаю про Элизабет Тейлор – к тому времени, как я ее фотографировала, она уже, в общем, прожила свою жизнь. И я явилась, чтобы сфотографировать ее старость. Такая фотография и получилась. Существует много хороших фотографий Элизабет Тейлор, но делаешь, что можешь. Если тебя пускают, ты делаешь портрет. Если еще повезет с обстоятельствами. Если место попадется интересное. Студий я боюсь, студия – слишком голое место. Я люблю быть где-то, чтобы была природа, солнце, дождь. Все эти лишние вещи идут в работу. Студия меня ограничивает, хотя она ограничивает не всех – есть гениальные студийные фотографы. Ричард Аведон таким был. Он умел разговаривать. А я люблю наблюдать. Бла-бла-бла, простите, что-то я заболталась.
МГ: Многие ваши фотографии – это кадры из некоего фильма, с сюжетом, декорациями. Когда вы начали рассказывать такие подробные истории в фотографиях?
ЭЛ: Фотография всегда рассказывает историю. А я люблю, когда есть несколько уровней, когда фотография означает одну вещь для одного человека, другую – для другого. Фотография всегда должна рассказывать историю, а если рассказать нечего, то это само по себе интересно.
МГ: Это как?
ЭЛ: Это я зря сказала, наверное. Что я на самом деле имею в виду? Я не имела в виду, что нечего рассказать, я имею в виду, можно просто дать событиям развиваться. Вот, например, фотографии моей дочери, бегающей по саду, – я пыталась ее снять, а она убегала. А я все снимала, как она убегает, и я думала, что я ничего не сняла, потому что она так и не остановилась. А потом я посмотрела контакты, и мне так понравилось – на этих фотографиях она занималась своим делом, просто бегала по саду. В общем, я иногда режиссирую, а иногда можно просто снимать то, что происходит. Опять я бла-бла-бла.
МГ: Совсем не бла-бла-бла. Очень интересно.
ЭЛ: Ну просто я иногда говорю, говорю, забредаю куда-то и забываю, о чем вы вообще спрашивали.
МГ: Вы как-то сказали, что ваша работа – не искусство и что вы переживаете по этому поводу. И вот мы в Эрмитаже...
ЭЛ: Не искусство? Искусство, конечно. Что такое искусство? Вот это я до сих пор пытаюсь понять. Искусство – это про самовыражение, и мне повезло, я умею фотографировать. Я пытаюсь сказать, что я чувствую себя творческим человеком, который использует фотографию. Я не техничный фотограф. Вот Ансел Адамс, например, был техничный, его интересовало оборудование, выдержка, глубина резкости. А мне интереснее содержание и то, как это содержание преподносится. Существует множество способов, множество стилей для презентации содержания – и я использую их все.
МГ: Но все ваши самые известные фотографии – журнальные, выполненные в рамках строго определенного стиля.
ЭЛ: Это нормально, работы, сделанные для журналов, – это самые коммерчески ориентированные. А я что, я училась в Институте искусств, вообще на факультете живописи. Я изучала работы Роберта Франка, Картье-Брессона, я много рассматривала работы фотографов, которые жили в коммерческом мире и при этом пытались создать что-то более долговечное, – Аведон, Ирвинг Пенн, Хельмут Ньютон. Мне повезло, что у меня хватило образования, чтобы у них поучиться, как усидеть между двух стульев. А последние пару лет, поскольку мне пришлось учиться больше зарабатывать, я вплотную занимаюсь тем, как мои работы воспринимаются".
Последние годы, иными словами, самый успешный фотограф всех времен и народов пробивается в закрытый мир изящных искусств. Не то чтобы она совсем не была вхожа в этот мир раньше, но нынешняя кампания, частью которой являются выставки в Эрмитаже и Пушкинском (а до этого выставка побывала в Бруклинском музее, затем перебралась в Галерею Коркоран в Вашингтоне, оттуда в Сан-Франциско, а оттуда уже поехала по миру), – это первая целенаправленная попытка создать Лейбовиц репутацию художника. Поэтому в безразмерной команде Лейбовиц появились, среди прочих, консультанты по отношениям с миром изящных искусств.
Полноценно статью можно прочесть ЗДЕСЬ.
Есть фотографии, которые изменили фотографию: наберите «великие фотографы» – и получите список имен крупных художников, которые показали, что именно можно сделать при помощи камеры, света, бумаги, хотя показывали они это в основном друг другу.
И есть Энни Лейбовиц.
Всегда интересно читать о талантливых профессионалах своего дела, а тем более - как они мыслят...
Вот выдержки из замечательной статьи Маши Гессен в журнале "Cноб" об Энни Лейбовиц:
"МГ: Насколько подробно вы изучаете героя, прежде чем фотографировать?
ЭЛ: Как могу. Теперь это стало проще, конечно, с интернетом – можно просто погуглить человека. Я люблю смотреть на уже существующие фотографии, потому что о человеке много можно понять по фотографиям. Если есть время, посмотрю фильм, если речь об актере, представление или концерт, если речь о танцоре или музыканте. С тех пор как появились дети, у меня, конечно, меньше времени на все это, так что приходится экономить. В любом случае я стараюсь собирать материал, пока не почувствую, что у меня есть представление о человеке. И я всегда иду с какой-то готовой идеей, иначе страшно. Потому что может не хватить времени. Кроме того, в процессе съемки мозг работает иначе, ты его используешь иначе. Съемки – это физический процесс, хоть ты и должен добиться эффекта отсутствия камеры. На самом-то деле камера всегда есть, ты всегда привязан к своему оборудованию. Так что думать лучше заранее. В смысле накапливать информацию, всю, которую только можешь. А лучшие идеи приходят уже после съемки. Мало кто позволяет вернуться и доснять. В молодости я вообще приходила и не знала, когда пора уходить. Пока работала в Rolling Stone, просто жила с фотоаппаратом, приходила с ним и оставалась – надолго, на несколько дней. Теперь так уже нельзя. Но, когда есть возможность, я предпочитаю делать портрет в течение пары дней. И вообще я не боюсь попросить разрешения вернуться. Не все соглашаются, но иногда мне везет.
МГ: Когда вы смотрите на уже существующие фотографии человека, не бывает так, что кажется: мне тут делать нечего, все уже снято?
ЭЛ: Ну, бывает, что я побаиваюсь. Леди Гага, например, – ее уже много снимали. Но всегда есть что снять. Фотография – это все равно такая плоская штука, всегда что-то остается несделанным. Не всегда можешь снять то, что хочешь, но всегда можешь снять что-то. И потом, как бы это сказать, вся эта ерунда о том, что надо поймать душу героя. «Вы ее поймали», – мне все время такое говорят. А я думаю: что за чушь? Да, что-то, какую-то частичку человека удается поймать. А душу – не сомневаюсь, что ее можно поймать, если провести с человеком год. А так – ты приходишь и уходишь, такова природа этой работы. И многое зависит от героя. У него вообще может быть плохое настроение. Ну да, я иногда думаю, что тут еще осталось делать? – потому что хороших фотографов много, мне кажется. Но это приходится пересиливать. И главное – мне кажется, в жизни известного человека бывают разные периоды. Я вот думаю про Элизабет Тейлор – к тому времени, как я ее фотографировала, она уже, в общем, прожила свою жизнь. И я явилась, чтобы сфотографировать ее старость. Такая фотография и получилась. Существует много хороших фотографий Элизабет Тейлор, но делаешь, что можешь. Если тебя пускают, ты делаешь портрет. Если еще повезет с обстоятельствами. Если место попадется интересное. Студий я боюсь, студия – слишком голое место. Я люблю быть где-то, чтобы была природа, солнце, дождь. Все эти лишние вещи идут в работу. Студия меня ограничивает, хотя она ограничивает не всех – есть гениальные студийные фотографы. Ричард Аведон таким был. Он умел разговаривать. А я люблю наблюдать. Бла-бла-бла, простите, что-то я заболталась.
МГ: Многие ваши фотографии – это кадры из некоего фильма, с сюжетом, декорациями. Когда вы начали рассказывать такие подробные истории в фотографиях?
ЭЛ: Фотография всегда рассказывает историю. А я люблю, когда есть несколько уровней, когда фотография означает одну вещь для одного человека, другую – для другого. Фотография всегда должна рассказывать историю, а если рассказать нечего, то это само по себе интересно.
МГ: Это как?
ЭЛ: Это я зря сказала, наверное. Что я на самом деле имею в виду? Я не имела в виду, что нечего рассказать, я имею в виду, можно просто дать событиям развиваться. Вот, например, фотографии моей дочери, бегающей по саду, – я пыталась ее снять, а она убегала. А я все снимала, как она убегает, и я думала, что я ничего не сняла, потому что она так и не остановилась. А потом я посмотрела контакты, и мне так понравилось – на этих фотографиях она занималась своим делом, просто бегала по саду. В общем, я иногда режиссирую, а иногда можно просто снимать то, что происходит. Опять я бла-бла-бла.
МГ: Совсем не бла-бла-бла. Очень интересно.
ЭЛ: Ну просто я иногда говорю, говорю, забредаю куда-то и забываю, о чем вы вообще спрашивали.
МГ: Вы как-то сказали, что ваша работа – не искусство и что вы переживаете по этому поводу. И вот мы в Эрмитаже...
ЭЛ: Не искусство? Искусство, конечно. Что такое искусство? Вот это я до сих пор пытаюсь понять. Искусство – это про самовыражение, и мне повезло, я умею фотографировать. Я пытаюсь сказать, что я чувствую себя творческим человеком, который использует фотографию. Я не техничный фотограф. Вот Ансел Адамс, например, был техничный, его интересовало оборудование, выдержка, глубина резкости. А мне интереснее содержание и то, как это содержание преподносится. Существует множество способов, множество стилей для презентации содержания – и я использую их все.
МГ: Но все ваши самые известные фотографии – журнальные, выполненные в рамках строго определенного стиля.
ЭЛ: Это нормально, работы, сделанные для журналов, – это самые коммерчески ориентированные. А я что, я училась в Институте искусств, вообще на факультете живописи. Я изучала работы Роберта Франка, Картье-Брессона, я много рассматривала работы фотографов, которые жили в коммерческом мире и при этом пытались создать что-то более долговечное, – Аведон, Ирвинг Пенн, Хельмут Ньютон. Мне повезло, что у меня хватило образования, чтобы у них поучиться, как усидеть между двух стульев. А последние пару лет, поскольку мне пришлось учиться больше зарабатывать, я вплотную занимаюсь тем, как мои работы воспринимаются".
Последние годы, иными словами, самый успешный фотограф всех времен и народов пробивается в закрытый мир изящных искусств. Не то чтобы она совсем не была вхожа в этот мир раньше, но нынешняя кампания, частью которой являются выставки в Эрмитаже и Пушкинском (а до этого выставка побывала в Бруклинском музее, затем перебралась в Галерею Коркоран в Вашингтоне, оттуда в Сан-Франциско, а оттуда уже поехала по миру), – это первая целенаправленная попытка создать Лейбовиц репутацию художника. Поэтому в безразмерной команде Лейбовиц появились, среди прочих, консультанты по отношениям с миром изящных искусств.
Полноценно статью можно прочесть ЗДЕСЬ.
Ахматова
Не потому простила,
Что боль мала,
А потому, что сила
Во мне была
Пройти по пепелищу
Своей мечты
Не погорелкой нищей,
А той, что жгла мосты.
Струятся под золою
Остатки зла и фальши.
Уйди, прощенный мною,
Подальше с глаз, подальше.
Не буду вслед бросать я
Обидных слов поленья,
Живи, учись летать,
Постигни смысл прощенья.
И только, когда солнце
Остынет добела,
Поймёшь, какой ценою
Я выстоять смогла.
Что боль мала,
А потому, что сила
Во мне была
Пройти по пепелищу
Своей мечты
Не погорелкой нищей,
А той, что жгла мосты.
Струятся под золою
Остатки зла и фальши.
Уйди, прощенный мною,
Подальше с глаз, подальше.
Не буду вслед бросать я
Обидных слов поленья,
Живи, учись летать,
Постигни смысл прощенья.
И только, когда солнце
Остынет добела,
Поймёшь, какой ценою
Я выстоять смогла.
Friday, November 4, 2011
Слова по правилам и без
Oчень интересное интервью o непростой работе сценариста - внятное, ясное, прочла на seance.ru, вот некоторые выдержки:
"— В чём основная проблема начинающих сценаристов?
— В том, что они не видят реакцию других. Не знают, как будет реагировать на их замысел другой человек. А это необходимо. Важный элемент семинара в том, чтобы предоставить сценаристам предварительную аудиторию. Многие бывают страшно удивлены реакцией на их работы. Кажется странным, что какие-то вещи непонятны. А тонкость сценарного искусства состоит в том, что автору необходимо коммуницировать. Писатель может написать роман, который поймёт всего один человек. Роман от этого не перестанет существовать. В работе над фильмом, напротив, задействовано так много людей, что коммуникация необходима. Кино — коммуникативное искусство.
Ещё одна общая для проблема сценаристов — близость к сюжету: когда автор не может понять, насколько его история особенная, чем она отличается от общепринятого. Поэтому мы пытаемся обострить личный фактор, заострить на нём внимание. Это долгий процесс.
***
— Какой совет вы дали бы тем, кто собирается писать профессиональный сценарий?
— Важно помнить, что кинодраматургия это отдельный специальный навык. Не все поэты пишут хорошую прозу, не все писатели могут писать стихи… и не каждый писатель сможет написать сценарий. У писателей проблем со сценарием бывает не меньше, чем у представителей других профессий.
По большому счёту кинодраматургия полагается на естественные инстинкты. Чтобы научиться переводить написанное в кино, нужно развить в себе чувство кинематографического, смотреть много фильмов. И с точки зрения обучения, единственное, что я могу здесь сделать, — это увлечь автора в писательский мир и попытаться найти к нему индивидуальный подход, поняв, о чём ему интересно писать и как он может кинематографически себя выразить. Но универсального подхода нет. Я читала много учебников, и все они работают только если ты уже понял, кáк и чтó писать.
Для меня самой главной вещью в кино является эмоция, соответственно, залог хорошего сценария — это возможность передать эту эмоцию на экране. Сценарист должен постоянно спрашивать себя: могу ли я при помощи текста и других средств перенести эту эмоцию на экран. Сценарий — это письмо режиссёру, звукорежиссёру, монтажёру, осветителям, всем, кто отвечает за техническое воплощение материала на экране. Сценарист должен написать инструкцию, но сделать это изящно и тонко. Ему не следует писать что-то типа: «стены выкрашены в голубой», он должен как-то вдохновить художника-постановщика и объяснить ему, почему в данном случае единственно возможный цвет — это голубой. Надо искать поэзию… Хотя сценарное дело, конечно, очень техническая вещь: необходимо уметь кратко и сжато выражать самое ядро эмоций. Может, это абстрактный совет, но, наверно, он самый главный."
С Мариэттой фон Хауссвольф фон Баумгартен поговорила Наталья Шарапова
Generation Campus 2011.
***
Эта статья - с того же ресурса, интереснейшая:
Театровладелец и его служащие
"— В чём основная проблема начинающих сценаристов?
— В том, что они не видят реакцию других. Не знают, как будет реагировать на их замысел другой человек. А это необходимо. Важный элемент семинара в том, чтобы предоставить сценаристам предварительную аудиторию. Многие бывают страшно удивлены реакцией на их работы. Кажется странным, что какие-то вещи непонятны. А тонкость сценарного искусства состоит в том, что автору необходимо коммуницировать. Писатель может написать роман, который поймёт всего один человек. Роман от этого не перестанет существовать. В работе над фильмом, напротив, задействовано так много людей, что коммуникация необходима. Кино — коммуникативное искусство.
Ещё одна общая для проблема сценаристов — близость к сюжету: когда автор не может понять, насколько его история особенная, чем она отличается от общепринятого. Поэтому мы пытаемся обострить личный фактор, заострить на нём внимание. Это долгий процесс.
***
— Какой совет вы дали бы тем, кто собирается писать профессиональный сценарий?
— Важно помнить, что кинодраматургия это отдельный специальный навык. Не все поэты пишут хорошую прозу, не все писатели могут писать стихи… и не каждый писатель сможет написать сценарий. У писателей проблем со сценарием бывает не меньше, чем у представителей других профессий.
По большому счёту кинодраматургия полагается на естественные инстинкты. Чтобы научиться переводить написанное в кино, нужно развить в себе чувство кинематографического, смотреть много фильмов. И с точки зрения обучения, единственное, что я могу здесь сделать, — это увлечь автора в писательский мир и попытаться найти к нему индивидуальный подход, поняв, о чём ему интересно писать и как он может кинематографически себя выразить. Но универсального подхода нет. Я читала много учебников, и все они работают только если ты уже понял, кáк и чтó писать.
Для меня самой главной вещью в кино является эмоция, соответственно, залог хорошего сценария — это возможность передать эту эмоцию на экране. Сценарист должен постоянно спрашивать себя: могу ли я при помощи текста и других средств перенести эту эмоцию на экран. Сценарий — это письмо режиссёру, звукорежиссёру, монтажёру, осветителям, всем, кто отвечает за техническое воплощение материала на экране. Сценарист должен написать инструкцию, но сделать это изящно и тонко. Ему не следует писать что-то типа: «стены выкрашены в голубой», он должен как-то вдохновить художника-постановщика и объяснить ему, почему в данном случае единственно возможный цвет — это голубой. Надо искать поэзию… Хотя сценарное дело, конечно, очень техническая вещь: необходимо уметь кратко и сжато выражать самое ядро эмоций. Может, это абстрактный совет, но, наверно, он самый главный."
С Мариэттой фон Хауссвольф фон Баумгартен поговорила Наталья Шарапова
Generation Campus 2011.
***
Эта статья - с того же ресурса, интереснейшая:
Театровладелец и его служащие
Wednesday, November 2, 2011
Владимир Набоков
Academia. Олег Федотов. «Поэзия Владимира Набокова».
2 и 3 ноября, вечер. Россия К
Прозаик или поэт? Две грани одного целого. Система сообщающихся сосудов. Произведения Набокова «Садом шел Христос с учениками…», «Петербург» («Мне чудится в Рождественское утро…»), «Шекспир», «Толстой», «Мать», «В раю» («Моя душа за смертью дальней…»), «Вечер на пустыре», «Слава», а также большинство сонетов 1924 года останутся в отечественной поэзии как значимые образцы неповторимого видения мира, высочайшей поэтической культуры их создателя, крупного и оригинального русского поэта и, наконец, как неоспоримое свидетельство его незаурядного мастерства. Противопоставление в Набокове прозаика и поэта абсурдно… Об этом в лекции философа и профессора кафедры русской и зарубежной литературы МГПИ Федотова Олега Ивановича.
ОЧЕНЬ хочется надеяться, что кто-то запишет и выложит на трекерах...
2 и 3 ноября, вечер. Россия К
Прозаик или поэт? Две грани одного целого. Система сообщающихся сосудов. Произведения Набокова «Садом шел Христос с учениками…», «Петербург» («Мне чудится в Рождественское утро…»), «Шекспир», «Толстой», «Мать», «В раю» («Моя душа за смертью дальней…»), «Вечер на пустыре», «Слава», а также большинство сонетов 1924 года останутся в отечественной поэзии как значимые образцы неповторимого видения мира, высочайшей поэтической культуры их создателя, крупного и оригинального русского поэта и, наконец, как неоспоримое свидетельство его незаурядного мастерства. Противопоставление в Набокове прозаика и поэта абсурдно… Об этом в лекции философа и профессора кафедры русской и зарубежной литературы МГПИ Федотова Олега Ивановича.
ОЧЕНЬ хочется надеяться, что кто-то запишет и выложит на трекерах...
Subscribe to:
Posts (Atom)