Блуждающая звезда

Снова об ушедшем Богдане Cильвестровиче, очень тронул душу этот материал (спасибо автору):

Не стало выдающегося актера Богдана Ступки

Смерть и Ступка — две вещи несовместные. «Та старуха с косой боится меня, как черта в «ступке», — смеялся актер, к вере относившийся с сердечным почтением.

Народный артист СССР.

Нет, просто народный. Свой в равной степени и для Украины, и для России. Пожалуй, никого из даже самых популярных украинских исполнителей здесь не считали до такой степени своим. Он обладал не просто даром перевоплощения… Нырял сломя голову в предлагаемые обстоятельства, в чужой характер – с такой отдачей, самозабвением, что порой пугал партнеров и режиссеров. Натурально — пре-вра-щал-ся.

Сегодня так не принято. Особенно у так называемых звезд, пекущихся об отдельном гримвагене на площадке, личном парикмахере и контейнере с индивидуальным диетпитанием. Да говоря по совести, Ступка и был одной из последних звезд большого стиля. Из тех самоотверженных творцов, которым посвятил Шолом-Алейхем свой роман «Блуждающие звезды». Роман, столь любимый актером. Кстати, именно в администраторской Львовского театра юного зрителя, молодой Ступка затихал на часы, впитывая воздух времени. В той самой администраторской, где, спасаясь от погромов, жил Шолом-Алейхем. Потом этот воздухом он наполнит легкие своего гениального Тевье Молочника…

Его театральный актерский путь (не хочется писать «карьера») — история для голливудского байопика: от ученика слесаря, после актерской студии, играющего в местном драмтеатре «задние ноги лошади» до Тевье и Иешуа, Короля Лира и Фауста, Эдипа и Артура Уи…

Актер редкого и редко востребованного ныне трагического дарования. При этом, не боящийся слепящих красок фарса, брехтовской откровенной иронии, игры наотмашь. И включающий совершенно другие регистры, оглушительную тишину и внутреннюю боль в «Старосветских помещиках».

Кинематограф использовал дарование Ступки не слишком рачительно. Да, чуть менее ста 90 ролей! Но сам актер считал свои лучшие работы по пальцам. Среди них украинский националист Орест в поэтической и крамольной по советским временам «Белой птице с темной отметиной» Юрия Ильенко, трусоватый Керенский в «Красных колоколах…» Бондарчука, непримиримый Трофим Лысенко в «Николае Вавилове» Прошкина, непробиваемый глава семейства Шаманов в «Доме» Олега Погодина, старый Дон Жуан в киногротеске Киры Муратовой «Два в одном». Но наверное, самыми яркими многокрасочными ролями в современном российском кино стали работы Богдана Ступки в фильмах «Водитель для Веры» Павла Чухрая и «Свои» Дмитрия Месхиева. И дело даже не в призовых «никах» и «орлах», слетевшихся к ногам не обойденного ни славой, ни любовью публики, лицедея. А в том, что с уходом целого поколения крупных актеров-личностей, грандиозному и непредсказуемого дарованию Богдана Ступки уже никто не мог составить конкуренцию.

В год, когда Ступка сыграл свои главные кинороли любящего отца генерала Серова в «Водителе для Веры» и сложнейший контрапункт характера старосты в военной драме «Свои», мы долго говорили об актерском темпераменте, о его министерском портфеле. Публикуем отрывки из этого разговора…

— Сегодня мочаловские страстность и темперамент не востребованы.

— Согласен. Но мне всегда нравились художники «крупного мазка»: Ульянов, Урбанский, Чхиквадзе. На Украине — Кучма, Крушельницкий. Сейчас все вроде как под сурдинку играют, в наши трубы вставлены такие специальные штучки, уменьшающие эмоцию. В оркестре же есть и форте.

Безголосье в театре — мода, новая правда жизни. Бормочи себе под нос, сколько хочешь. Мой педагог Борис Фомич Тягно одергивал: «Ступач, то же, что в жизни, но на каблук выше…».

— Поставленный голос, темперамент не мешают в ролях маленьких людей: дядя Ваня, Тевье, Афанасий Иванович? Убираете звук?

— Занимаюсь перевоплощением. Многие артисты этого не любят. Меняю не только походку — ход мыслей. Это прокрустово ложе, насилие над собой.

— Когда играли Эдипа, вы были слепым?

— Наоборот, прозревал к финалу. Вначале играю тирана, пораженного вирусом власти. Власть, суета и есть приметы слепоты Эдипа, пелены на глазах…

— Вот мы и подошли к сольной партии в оркестре работ Ступки, к теме власти. Вы сыграли десятки ее ликов: царей, военных, политических лидеров. Трех гетманов: Хмельницкого, Брюховецкого, Мазепу. Играть «начальников» не скучно? Чем отличается самоощущение начальника в жизни от того, что приходится играть на сцене?

— К шекспировскому утверждению про жизнь-театр Сковорода добавил: «И каждый играет роль, на которую поставлен свыше». Роль министра культуры я играл год и пять месяцев. Заметьте, без репетиций. Бросили — выживай. Мне стало интересно. Увидел лица людей, которых никогда не встречал раньше.

— Но нельзя же только «играть министра», разоблачат: «министр-то голый».

— Постепенно вникал в суть проблем.

— А портфель министерский?

— Надарили десяток портфелей. Министрам любят делать подарки. Был у меня день рождения. С 9 утра до 9 вечера принимал гостей в кабинете. Шли как в мавзолей. Столько цветов, ощущение: лежишь в гробу, слушаешь некрологи в собственную честь. Трудный был день. Напряженный.

— А реально могли что-то изменить в культурной жизни страны? Или играли роль свадебного генерала?

— Мог. К примеру, в 2000 году подал в Верховную раду проект закона о меценатстве, которого ни в России, ни у нас нет. До сих пор его не приняли. Для искусства он стал бы неоценимым подспорьем. Жаль, времени не хватило. Но сейчас я использую свои связи и знакомства для театра.

— Обогатились как актер?

— Да это Клондайк. Генералы, министры, профессура. Опыт неоценимый. Когда пришел к Павлу Чухраю играть генерала, знал про него больше других. Мой герой — командующий сухопутными войсками Черноморского флота в хрущевские времена. Фантазировал вместе с режиссером рисунок роли, психологические нюансы. Но все это вышивалось уже «по основе» личного опыта. Мне важно увидеть человека. Помню, играл дядю Ваню. Было мне 37. Режиссер говорит: «Он старше на десять лет, а ничего не сделал в жизни, работал на профессора Серебрякова, влюбился без взаимности. У тебя — наоборот: семья, успех, слишком ты благополучен». Приезжаю во Львов. Родители накрывают стол. Выпили. Тут мама начинает причитать: «Я должна была стать большой актрисой. В 18 лет в украинской Просвите (общество Просвещения) я играла маму Маруси Богуславки. Какой был успех! А я с горшками, борщами, котлетами». Отец пытается ее урезонить: «Мария, ты ж меня любила». «Вот, через глупую любовь осталась никем…». Смотрю: слезы текут по щекам — да это ж дядя Ваня! Знаю, как произносить: «Я бы мог быть Шопенгауэром, Достоевским…. Пропала жизнь…».

— Вы с успехом играли людей потерянных, не уверенных в себе (за роль дяди Вани актер удостоен Государственной премии), отчего же не эти роли стали темой творчества? Отчего в Лире, Эдипе, Ричарде, Дон Жуане вы прежде всего исследуете болезнь жажды власти? Путь разрушения властью властителя.

— Я видел таких сатрапов… Мне смешно, когда человек раздувается на глазах. Кто ты такой, почему придумал себя таким? Первую половину жизни люди заняты тем, что решают: каким себя придумать. Когда стал министром, пришел играть первый спектакль, вдруг мои партнеры поменялись в лицах, в интонации, в движении: «Не знаем, как теперь с вами держать себя». Отвечаю: «Не я поменялся, это вы меняетесь».

— Чем легче руководить: культурой или одним, пусть главным, театром?

— Скажу честно: в министерстве легче. На тебя работает команда — 250 человек. В театре — 450. Террариум единомышленников.

— Вы играли генерала Серова у Чухрая в привязке к 60-м или вне контекста времени?

— Я видел таких генералов, к примеру, Батова, командующего Прикарпатским военным округом. Худенький, всегда ходил пешком. От машины отказывался. Руки заложит, идет. Охрана далеко. Для роли я предлагал детали времени, но режиссер решил, что это не имеет значения.

Важно было показать самые простые человеческие чувства. Любовь к дочке, которую он не показывает. Сентиментальность невозможную. Чуть что — слезы. Внешняя жесткость — броня, маска внутренней беззащитности. Со всех сторон его обложил КГБ. Никому нельзя доверять. Все предопределено.

— Богдан Ступка — актер не только украинский, но советский… в смысле актер советского кино. Сыгравший в фильмах Бондарчука, Прошкина, Пчелкина. В последнее время вас обвиняют то в русофобских настроениях в связи с изображением Мазепы в одноименном фильме Ильенко, то в антиукраинских — в связи с образом Хмельницкого в фильме Ежи Гофмана «Огнем и мечом».

— Не забиваю голову дурацкими обвинениями, занимаюсь творчеством. Да, мне звонили, настоятельно рекомендовали не играть… Может, те, кто звонил, по-своему правы: у Сенкевича Хмельницкий — пьяница. Есть уничижительный оттенок и в отношении к украинскому народу. Благодаря Гофману все несколько смягчилось. Но чем больше мне звонили, тем больше хотелось сыграть. Когда фильм вышел, в украинском обществе его нарекли пропольским. В Польше — проукраинским. И я понял: молодец Гофман — сделал настоящую, трогающую за живое картину. Нонсенс: поляки полюбили Хмельницкого, того самого, что развалил державу Речь Посполиту.

— Вокруг вашего Мазепы скандал полыхал больше года.

— Люблю скандалы. Есть французская комедия, где директор театра утверждает: «Скандал в театре — успех: значит, зритель пойдет».

И в этих работах я размышлял о неистребимой тяге к власти. Деньги и власть произрастают из одного корня. Почему идут во власть? Чтобы иметь деньги. Больше денег. Эдип твердит: «…О власть, о деньги. Сколько вы порождаете зависти». Хочешь стать царем? Президентом? Баллотироваться? Нужны деньги. Суть не меняется. У Леси Украинки в «Каменном властелине» Донна Анна велит: «Идите наверх. Станете командором. У вас будет не одна шпага. Тысячи шпаг». Философия ее истории о Дон Жуане — путь к власти. Не важно какой. Над толпой, над женщинами. Придя к вершине власти, герой взглянет на себя в зеркало и испугается: «Это не я, это он». Власть меняет лицо.

— Вы подобного не боялись?

— Я и в министрах продолжал играть спектакли, сниматься в кино. Для роли меня перекрасили в огненно-красный цвет. Захожу в министерство, секретарша сознание теряет. Каждый вторник — заседание Верховного совета, день правительства. Нужно что-то подписать у премьера. Подхожу. Он смотрит: «Вот что могут короли». Я единственный ходил без галстука, в водолазке.

— Вы снимались у Кшиштофа Занусси, Режи Варнье, Ежи Гофмана. Сегодня вы один из самых востребованных актеров российского кино. Как сохранить дыхание во время творческого марафона?

— Следую ленинскому завету: учусь. Приспосабливаюсь. Вот у Месхиева в «Своих» трудно было поначалу. Играю старосту времен немецкой оккупации. Дали мне винчестер юнайтед. Грязь. Болото. Комары. А я еще мыслю по-украински. Когда играешь по-русски, надо хоть две недельки в среде повариться. Роль сложная. Есть внутренний конфликт — зрителю любопытно: что его там гложет. Партнеры замечательные: Хабенский, Гармаш, уже пятый фильм вместе. И тут я, украинский старик с этим винчестером, пропади он пропадом. Что-то ору, заплетаюсь языком. Чувствую — позор. Они здорово падают в грязь, болото.
Я так ловко не могу. Кошмар длился, пока не сыграл одну драматическую сцену. Мне надо расстрелять чекиста, но вижу, как тот ползает, сопли выпустил… Вот и не стал я стрелять. На мониторе эпизод посмотрели, Месхиев говорит: «Ну, поаплодируем артисту за классно сыгранную сцену». Тут уверенность вернулась. Жуткая профессия — все время доказывать, что ты не верблюд

— Вы, профессионал, после высокого градуса сценического существования снимаете грим… И как себя чувствуете?

— Во время репетиций Лира начались проблемы с сердцем. После 25-го показа пришлось снять спектакль… Знаете, надорвался. Работа в театре — тяжкий труд. Когда играл Мастера, чертовщина не отпускала. Как-то после первого акта измерили давление: 240 на 140. Травмы замучили. Три года такой напасти — и написал заявление…

Богдан Ступка оставался Актером до последнего дня. Сохранил в себе детскость и припудренную внешней хитрецой невозможную искренность (так, он жаловался мне, отчего Муратова вынуждает его, большого артиста играть рядом с непрофессионалами?). Тратился беспощадно. И беззаветно верил в…предлагаемые обстоятельства. После операции на сердце, говорил близким, что хотел бы умереть в тот же день, что и его мать — в ночь с 23 на 24 июля. Его не стало 22 июля…

Малюкова Лариса
22 июль 2012
Материал взят с сайта Новой Газеты: http://www.novayagazeta.ru/arts/53647.html