"- Чем, на ваш взгляд, театр отличается от кино и телевидения?
- В театре люди занимаются искусством, а в кино -
производством. Театр намного выше кино и телевидения. Если живая сцена - это,
скажем, теннис, то экран - пинг-понг. В театре люди работают ради страсти, не
из-за денег, и так обстоит не только у нас в России, но и за рубежом: в Англии
актеры нищенствуют, подрабатывая в ресторанах. Театр - любовь безответная, кино
– «ответная». В театре посредственность видна сразу, в кино - нет: там проще и
денежнее. И еще: кинематограф избаловывает - в нем все работы остаются, а в
театре самые гениальные вещи уходят безвозвратно. Это искусство сиюминутно.
- Есть ли у вас, Андрон Сергеевич, собственное режиссерское
кредо?
- Я практикующий режиссер. Пытаюсь снимать кино и ставить
спектакли. Много снимал классики, даже Гомера. Всегда стараюсь представить себе
реальную, а не придуманную жизнь персонажей. Для этого совершенно необходимо
воссоздать среду, в которой жил автор, отойти от связанных с ним стереотипов,
которые сформированы в нашем сознании школой, литературой.
Поясню это на примере Чехова, которого стараюсь постичь.
Русская интеллигенция, которую Чехов презирал, всегда страдала от сознания
своей вины перед народом - неизвестно за что. Народу это, впрочем, было и не
нужно. Роль интеллигенции в истории России можно назвать разрушительной.
Русскому человеку вообще свойственно вначале все разрушить. А вот что строить -
абстракция, идиллия, неясная мечта… Все это, безусловно, переплавлялось в
Чехове, ощущавшем на себе влияние той самой интеллигенции. Его же обвиняли в
вялости… Если Толстой и Достоевский - дон-кихоты русской литературы: они
представляли, за что именно вступают в борьбу, то Чехов - ее Гамлет, не знавший
никаких ответов и рецептов. Не осознав всего этого, ставить Чехова нельзя.
И еще. До Чехова действие развивалось словами, у него же
слова - неизвестно о чем, диалоги не отражают истинного положения вещей. Чехов
- классик театра абсурда. Как передать запечатленную им иллюзорность
проскальзывающей сквозь пальцы жизни? Этого не знает никто. В его пьесах некий
условный, конденсированный мир - иначе был бы уже не Чехов, а Островский.
Однако монотонное движение чеховской драматургии ни в коем случае не должно
быть скучным. Скуку нужно уметь ставить и играть талантливо, чтобы не было
скучно зрителю. Для меня важно содрать с Чехова клеймо романтика, лирика.
Сейчас, когда истребляется память о русской культуре, мы понимаем подтекст
описанной Чеховым вырубки вишневого сада.
- В чем, по-вашему, состоит специфика российского
театрального процесса?
- В нашем российском театре, как, впрочем, и в кино, много
талантов, но мало профессионалов. По-прежнему ощущается разрыв между российским
обществом и остальным миром. Это, может быть, следствие длившейся десятилетия
изоляции или намеренное противостояние: мы, мол, ничем не хуже и тоже кое-что
можем. Так было всегда. Впрочем, я убежден, что подлинный железный занавес - не
между капитализмом и социализмом, а между религиями, например, между
христианством и мусульманством, православием и католицизмом. А ведь все верят в
одного Христа.… Российский театр варится в собственном соку. Здесь изобретается
много "велосипедов", того, что в Европе - пройденный этап. Это и
сценические условности, и невероятные костюмы, и увлечение чистой формой, а не
содержанием. Но великие спектакли - это не натягивание современного мундира на
старое содержание, а новое прочтение чувственной стороны мира. В принципе
никакие новации в сценической форме сами по себе никогда не действуют на
зрителя. Важно чувственное содержание. Именно оно по-настоящему привлекает нас
в театре. Поэтому вполне можно обойтись без вычурности, без
"странных" режиссерских решений.
- Существует ли особая ментальность русских актеров?
- Артистов, независимо от их национальной принадлежности,
многое роднит. Все они эмоциональны, каждый хочет показать на сцене свои
чувства и переживания. Актер - это определенный склад ума, психики, кстати, не
очень здоровой. Абсолютно всем нужна похвала, а режиссеру важно уметь вселять в
артиста уверенность, веру в свои силы и возможности. Но есть различие ментальности
артистов разных стран. Каждая культура несет за собой шлейф определенной
системы ценностей, характера взаимоотношений между людьми, которые определяются
социальной структурой общества. Что касается характера русского человека, то в
нем очень сильны вертикальные взаимоотношения. Вчерашний раб, получив власть,
будет самым жестоким вандалом и хамом. Американцы этого не понимают. Они не
могут сыграть раба. Они просто не знают, как это делается. Там все отношения
горизонтальные. Поэтому им сложно понять русский характер, его гибкость,
переход от патетики к горю, от высокого к низкому, рабскому сознанию".
№ 213 (6402) от 20.11.12
Валерий ИВАНОВ