Tuesday, November 30, 2010
Том Стоппард, «Анна Каренина»
По роману Льва Толстого уже было снято около тридцати полнометражных картин и телесериалов. Только в России вышло 7 экранизаций «Анны Карениной», самой известной из которых остается фильм Александра Зархи, выпущенный в 1967 году.
Съемки британской версии начнутся в январе 2011 года. Режиссером станет Джо Райт («Гордость и предубеждение», «Искупление»).
***
Кстати, в процессе производства сейчас фильм по сценарию Cтоппарда - "The Night Witch". (режиссер - Janusz Kaminski)
Описание на imdb:
«A tragic love story set during World War II, about a young Russian female fighter pilot named Lidya Litvak.
During WWII, Russian pilot LIDYA LITVAK fought against all odds to become the highest-ranking female ace in history. Fighting for her right to fly and risk her life to defend Russia against Nazi invasion. Her heroism is remembered as The White Rose of Stalingrad.»
Sunday, November 28, 2010
Tuesday, November 23, 2010
Giving thanks...
Babies...
Марина Неёлова: Жизнь превращается в театр
Талант Марины Нееловой признали очень рано. И, что особенно важно, признали прежде всего «старики». Партнер Нееловой Михаил Глузский много лет называл ее внучкой, ее обожала и говорила о ней немало лестных слов отнюдь не льстивая Фаина Раневская. А драматург Михаил Рощин однажды воскликнул: «Когда я вижу Неелову на сцене, мне кажется, что она играет, как будто в последний раз!».
Марина Мстиславовна относится к своей профессии, как к миссии. Она абсолютно честна перед зрителем, никогда не халтурит. Она - одна из немногих, кто действительно СЛУЖИТ ИСКУССТВУ. В ней никогда не было сытости, благополучия, «упакованности», как теперь говорят. Бог дал ей тонкую кожу и обнаженные нервы, защитил ее смиренным и веселым характером, что само по себе является чудом.
Марина Мстиславовна Неелова - народная артистка РСФСР, лауреат премии зрительских симпатий на Белградском кинофестивале, лауреат приза «Золотая Фемина» Международного фестиваля в Брюсселе, лауреат Всесоюзного кинофестиваля в номинации «Премия за актерскую работу», лауреат Госпремии РСФСР им. Братьев Васильевых, лауреат Госпремии СССР, премия «Ника» в номинации «Актриса», премия «Триумф», лауреат Госпремии РФ. Выпускница ЛГИТМиКа (курс Ирины Мейерхольд и Василия Меркурьева). С 1971 года работала в Театре им. Моссовета, в 1974 году дебютировала в «Современнике» в пьесе «Валентин и Валентина». С тех пор служит в этом театре - уже более 30 лет.
***
Этот небoльшой отрывок напомнил мне моё первое театральное потрясение: "Жизeль" в Одесском оперном...
Потом, уже будучи студенткой, тратила свои скудные сбережения на самые дешевые билеты и летела туда, как на праздник...
Театр по-другому не назовешь, это праздник души человеческой. Нижайший поклон всем, кто нам его дарит.
Saturday, November 20, 2010
“Варшавская мелодия” Леонида Зорина, реж. Сергей Голомазов, Театр на Малой Бронной
Потом устаканилось и душа сама потянулась к просмотру, который случился на одном дыхании...
Казалось бы - ну что нового я смогу увидеть, ведь помнятся былые постановки с легендарными режиссерскими и актерскими именами? Но человеческое существо - удивительная "штука", оно не подчиняется предвзятости, оно просто отзывается на то, что находит путь к сердцу, незаметно, тихо, поглощая тебя полностью, с потрохами...
Удивительная по искренности и чистоте постановка, щемящая, болючая, радостная, офигенно добрейшая...
Я плакала сама не знаю от чего - то ли от чарующих звуков Шопена, соединивших навечно двоих молодых людей, то ли от слов Витека о том, что "он знает уже точно", то ли от прикосновения его пальцев, одевающих на ступню Гели туфельцу, то ли от польской песни Гели, предвещающей их невыносимое будущее... Польский - один из самых понятливых славянских языков и, даже не понимая дословно о чем идет речь, можно спеть тоже самое словами Елены Ваенги: "И мои руки НЕ тебя обнимут, мои глаза твои искать НЕ станут..."
И если вдуматься, то эта история не только о чудовищности послевоенных законов, запрещающих браки с иностранцами, это история о том, как предается любовь по одной простой причине - "я ничего не смог придумать", мы все предаем любовь, если не боремся за нее...
Первая встреча в Варшаве после десяти долгих лет натянута словно тетива лука, оба все еще любят друг друга, те же взгляды бездонных глаз, те же колкости и реплики и страх... вот-вот навсегда закроется дверь, вот-вот растворится мираж бесценного единения душ. Отчаянье Гели просто потрясающе и тем страшнее малодушие Витека.
Последняя встреча и ужасная, и удивительно светлая одновременно. Кажется, что люди стали чужими, но когда Витек садится в первый ряд на концерте известной польской певицы и закрывается занавес, то понимаешь, что они никогда чужими друг другу не станут, чужим навсегда останется мир, разделивший их...
Красивейшая пара, игра настолько органична, что мне казалось, будто я сама переживаю все тоже самое вместе с ними, чувствую кожей и нутром все то, что собирается внутри комками и нет выхода, и нет облегчения...
Господи, как человек может хранить в себе то, что так хочется забыть?
Огромнейшее спасибо за спектакль. Чистый, искренний, потрясающий.
Thursday, November 18, 2010
Любовь к истории.
В нем он сделал пока только пять записей, размещает различные исторические факты, которые наблюдал в жизни и которые знает из истории.
Писатель создал свой виртуальный клуб «Благородное собрание» и приглашает пользователей присоединиться к нему.
«Много лет я перелопачиваю тонны исторической литературы в поисках фактов и деталей, которые могут мне пригодиться в работе. Все, что цепляет внимание, аккуратно выписываю. Но пригождается максимум пять процентов, а остальные занятности так и лежат мертвым грузом, пропадают зря. Вот я и подумал, почему бы не поделиться, а то ни себе, ни людям», - пишет Акунин в своем блоге.
Блог Бориса Акунина
"Stoker"
Короткая завязка сюжета звучит так: "После того, как отец Индии умирает при невыясненных обстоятельствах, к ней с матерью переезжает ее эксцентричный дядя. Внезапно в ее родном городе начинают пропадать без вести люди, и Индия начинает догадываться, что виной этого может быть как раз ее дядя". Какое-то время назад фильм хотел ставить Ридли Скотт, но в итоге ограничился ролью продюсера — вместе с братом Тони (их компания Scott Free Productions).
Несколько недель назад проходила информация, что "Кочегар" — один из проектов, с которыми связывают имя Джонни Деппа. Также ранее сообщалось, что Чхан-ук Пак в качестве своего следующего проекта видит римейк фильма Коста-Гавраса "Гильотина" /Le couperet/(2005)
Владимир Солоухин.
***
В театре этом зрители уснули,
А роли все известны наизусть.
Здесь столько лиц и масок промелькнули,
Что своего найти я не берусь.
Меняются костюмы, букли, моды,
На чувствах грим меняется опять.
Мой выход в роли, вызубренной твердо,
А мне другую хочется играть!
Спектакль идет со странным перекосом,
Хотя суфлеры в ярости рычат.
Одни — все время задают вопросы,
Другие на вопросы те — молчат.
Ни торжества, ни страсти и ни ссоры,
Тошна игры заигранная суть.
Лишь иногда, тайком от режиссера,
Своей удастся репликой блеснуть.
Иди на сцену в утренней долине,
Где журавли проносятся трубя,
Где режиссера нету и в помине
И только небо смотрит на тебя!
***
О том, что мы сюда не прилетели
С какой-нибудь таинственной звезды,
Нам доказать доподлинно успели
Ученых книг тяжелые пуды.
Вопросы ставить, право, мало толку -
На все готов осмысленный ответ.
Все учтено, разложено по полкам,
И не учтен лишь главный аргумент.
Откуда в сердце сладкая тревога
При виде звезд, рассыпанных в ночи?
Куда нас манит звездная дорога
И что внушают звездные лучи?
Какая власть настойчиво течет к нам?
Какую тайну знают огоньки?
Зачем тоска, что вовсе безотчетна,
И какова природа той тоски?
***
Давным-давно известно людям,
Что при разрыве двух людей
Сильнее тот, кто меньше любит,
Кто больше любит, тот слабей.
Но я могу сказать иначе,
Пройдя сквозь ужас этих дней:
Кто больше любит, тот богаче,
Кто меньше любит, тот бедней.
Средь ночи злой, средь ночи длинной,
Вдруг возникает крик в крови:
О боже, смилуйся над милой,
Пошли ей капельку любви!
***
Мы — волки,
И нас
По сравненью с собаками
Мало.
Под грохот двустволки
Год от году нас
Убывало.
Мы, как на расстреле,
На землю ложились без стона.
Но мы уцелели,
Хотя и живем вне закона.
Мы — волки, нас мало,
Нас можно сказать — единицы.
Мы те же собаки,
Но мы не хотели смириться.
Вам блюдо похлебки,
Нам проголодь в поле морозном,
Звериные тропки,
Сугробы в молчании звездном.
Вас в избы пускают
В январские лютые стужи,
А нас окружают
Флажки роковые все туже.
Вы смотрите в щелки,
Мы рыщем в лесу на свободе.
Вы, в сущности,— волки,
Но вы изменили породе.
Вы серыми были,
Вы смелыми были вначале.
Но вас прикормили,
И вы в сторожей измельчали.
И льстить и служить
Вы за хлебную корочку рады,
Но цепь и ошейник
Достойная ваша награда.
Дрожите в подклети,
Когда на охоту мы выйдем.
Всех больше на свете
Мы, волки, собак ненавидим.
***
Когда читаю о человеке, чьи стихи меня тронули, всегда нахожу нечто, что удивляет. Я задумываюсь, пытаясь осмыслить, человек этот становится "явным" (пусть даже временно) и посылаю ему мысленно своё молчаливое, щемящее "спасибо"...
Поэт о себе:
Моя мать, Степанида Ивановна, знала наизусть довольно много стихов Некрасова, Сурикова, А. К. Толстого. Возможно, все это было в пределах школьной хрестоматии ее собственного детства (а она родилась в 1883 году), но все же "Не ветер бушует над бором...", "Поздняя осень, грачи улетели...", "Влас", "Где гнутся над омутом лозы...", "Колокольчики мои - цветики степные...", "Вечер был, сверкали звезды...", "Вот моя деревня, вот мой дом родной..." и многое другое в том же роде было мной схвачено и запомнено наизусть с материнского голоса в четырехлетнем возрасте.***
К четырехлетнему же возрасту (если не раньше) относится и другое похожее обстоятельство. Моя старшая сестра Екатерина (по-домашнему, нашему, Катюша) повредила тогда позвоночник, упав с лошади, и, будучи целую зиму малоподвижной, много занималась со мной, читая вслух. А книги ее были - большие с картинками однотомники Пушкина и Лермонтова. Тамара, лежащая в гробу (врубелевская, надо полагать), и ангел, летящий по небу полуночи были первыми отпечатками на детской душе. Так что когда в школе пришлось учить по требованию тогдашней школьной программы стихи, то приоритета они не имели. Я был уже, как сказали бы ученые люди,- иммунен. Оспа была привита.
Вот еще парa зацепивших меня строк - обрывков из его стихов:
"Если сердце от любви пустеет,
То из глаз уходит глубина".
О глaзах:
"Были, были синие озера,
А осталось синее стекло".
O нac:
"Все меньше сказок в мире нашем,
Все громче формул торжество.
Мы стали опытней и старше,
Мы не боимся ничего".
Monday, November 15, 2010
Владимир Маяковский
ФЛЕЙТА-ПОЗВОНОЧНИК
За всех вас,
которые нравились или нравятся,
хранимых иконами у души в пещере,
как чашу вина в застольной здравице,
подъемлю стихами наполненный череп.
Все чаще думаю -
не поставить ли лучше
точку пули в своем конце.
Сегодня я
на всякий случай
даю прощальный концерт.
Память!
Собери у мозга в зале
любимых неисчерпаемые очереди.
Смех из глаз в глаза лей.
Былыми свадьбами ночь ряди.
Из тела в тело веселье лейте.
Пусть не забудется ночь никем.
Я сегодня буду играть на флейте.
На собственном позвоночнике.
1
Версты улиц взмахами шагов мну.
Куда уйду я, этот ад тая!
Какому небесному Гофману
выдумалась ты, проклятая?!
Буре веселья улицы узки.
Праздник нарядных черпал и черпал.
Думаю.
Мысли, крови сгустки,
больные и запекшиеся, лезут из черепа.
Мне,
чудотворцу всего, что празднично,
самому на праздник выйти не с кем.
Возьму сейчас и грохнусь навзничь
и голову вымозжу каменным Невским!
Вот я богохулил.
Орал, что бога нет,
а бог такую из пекловых глубин,
что перед ней гора заволнуется и дрогнет,
вывел и велел:
люби!
Бог доволен.
Под небом в круче
измученный человек одичал и вымер.
Бог потирает ладони ручек.
Думает бог:
погоди, Владимир!
Это ему, ему же,
чтоб не догадался, кто ты,
выдумалось дать тебе настоящего мужа
и на рояль положить человечьи ноты.
Если вдруг подкрасться к двери спаленной,
перекрестить над вами стёганье одеялово,
знаю -
запахнет шерстью паленной,
и серой издымится мясо дьявола.
А я вместо этого до утра раннего
в ужасе, что тебя любить увели,
метался
и крики в строчки выгранивал,
уже наполовину сумасшедший ювелир.
В карты бы играть!
В вино
выполоскать горло сердцу изоханному.
Не надо тебя!
Не хочу!
Все равно
я знаю,
я скоро сдохну.
Если правда, что есть ты,
боже,
боже мой,
если звезд ковер тобою выткан,
если этой боли,
ежедневно множимой,
тобой ниспослана, господи, пытка,
судейскую цепь надень.
Жди моего визита.
Я аккуратный,
не замедлю ни на день.
Слушай,
всевышний инквизитор!
Рот зажму.
Крик ни один им
не выпущу из искусанных губ я.
Привяжи меня к кометам, как к хвостам
лошадиным,
и вымчи,
рвя о звездные зубья.
Или вот что:
когда душа моя выселится,
выйдет на суд твой,
выхмурясь тупенько,
ты,
Млечный Путь перекинув виселицей,
возьми и вздерни меня, преступника.
Делай что хочешь.
Хочешь, четвертуй.
Я сам тебе, праведный, руки вымою.
Только -
слышишь! -
убери проклятую ту,
которую сделал моей любимою!
Версты улиц взмахами шагов мну.
Куда я денусь, этот ад тая!
Какому небесному Гофману
выдумалась ты, проклятая?!
2
И небо,
в дымах забывшее, что голубо,
и тучи, ободранные беженцы точно,
вызарю в мою последнюю любовь,
яркую, как румянец у чахоточного.
Радостью покрою рев
скопа
забывших о доме и уюте.
Люди,
слушайте!
Вылезьте из окопов.
После довоюете.
Даже если,
от крови качающийся, как Бахус,
пьяный бой идет -
слова любви и тогда не ветхи.
Милые немцы!
Я знаю,
на губах у вас
гётевская Гретхен.
Француз,
улыбаясь, на штыке мрет,
с улыбкой разбивается подстреленный авиатор,
если вспомнят
в поцелуе рот
твой, Травиата.
Но мне не до розовой мякоти,
которую столетия выжуют.
Сегодня к новым ногам лягте!
Тебя пою,
накрашенную,
рыжую.
Может быть, от дней этих,
жутких, как штыков острия,
когда столетия выбелят бороду,
останемся только
ты
и я,
бросающийся за тобой от города к городу.
Будешь за море отдана,
спрячешься у ночи в норе -
я в тебя вцелую сквозь туманы Лондона
огненные губы фонарей.
В зное пустыни вытянешь караваны,
где львы начеку,-
тебе
под пылью, ветром рваной,
положу Сахарой горящую щеку.
Улыбку в губы вложишь,
смотришь -
тореадор хорош как!
И вдруг я
ревность метну в ложи
мрущим глазом быка.
Вынесешь на мост шаг рассеянный -
думать,
хорошо внизу бы.
Это я
под мостом разлился Сеной,
зову,
скалю гнилые зубы.
С другим зажгешь в огне рысаков
Стрелку или Сокольники.
Это я, взобравшись туда высоко,
луной томлю, ждущий и голенький.
Сильный,
понадоблюсь им я -
велят:
себя на войне убей!
Последним будет
твое имя,
запекшееся на выдранной ядром губе.
Короной кончу?
Святой Еленой?
Буре жизни оседлав валы,
я - равный кандидат
и на царя вселенной,
и на
кандалы.
Быть царем назначено мне -
твое личико
на солнечном золоте моих монет
велю народу:
вычекань!
А там,
где тундрой мир вылинял,
где с северным ветром ведет река торги,-
на цепь нацарапаю имя Лилино
и цепь исцелую во мраке каторги.
Слушайте ж, забывшие, что небо голубо,
выщетинившиеся,
звери точно!
Это, может быть,
последняя в мире любовь
вызарилась румянцем чахоточного.
3
Забуду год, день, число.
Запрусь одинокий с листом бумаги я.
Творись, просветленных страданием слов
нечеловечья магия!
Сегодня, только вошел к вам,
почувствовал -
в доме неладно.
Ты что-то таила в шелковом платье,
и ширился в воздухе запах ладана.
Рада?
Холодное
"очень".
Смятеньем разбита разума ограда.
Я отчаянье громозжу, горящ и лихорадочен.
Послушай,
все равно
не спрячешь трупа.
Страшное слово на голову лавь!
Все равно
твой каждый мускул
как в рупор
трубит:
умерла, умерла, умерла!
Нет,
ответь.
Не лги!
(Как я такой уйду назад?)
Ямами двух могил
вырылись в лице твоем глаза.
Могилы глубятся.
Нету дна там.
Кажется,
рухну с помоста дней.
Я душу над пропастью натянул канатом,
жонглируя словами, закачался над ней.
Знаю,
любовь его износила уже.
Скуку угадываю по стольким признакам.
Вымолоди себя в моей душе.
Празднику тела сердце вызнакомь.
Знаю,
каждый за женщину платит.
Ничего,
если пока
тебя вместо шика парижских платьев
одену в дым табака.
Любовь мою,
как апостол во время оно,
по тысяче тысяч разнесу дорог.
Тебе в веках уготована корона,
а в короне слова мои -
радугой судорог.
Как слоны стопудовыми играми
завершали победу Пиррову,
Я поступью гения мозг твой выгромил.
Напрасно.
Тебя не вырву.
Радуйся,
радуйся,
ты доконала!
Теперь
такая тоска,
что только б добежать до канала
и голову сунуть воде в оскал.
Губы дала.
Как ты груба ими.
Прикоснулся и остыл.
Будто целую покаянными губами
в холодных скалах высеченный монастырь.
Захлопали
двери.
Вошел он,
весельем улиц орошен.
Я
как надвое раскололся в вопле,
Крикнул ему:
"Хорошо!
Уйду!
Хорошо!
Твоя останется.
Тряпок нашей ей,
робкие крылья в шелках зажирели б.
Смотри, не уплыла б.
Камнем на шее
навесь жене жемчуга ожерелий!"
Ох, эта
ночь!
Отчаянье стягивал туже и туже сам.
От плача моего и хохота
морда комнаты выкосилась ужасом.
И видением вставал унесенный от тебя лик,
глазами вызарила ты на ковре его,
будто вымечтал какой-то новый Бялик
ослепительную царицу Сиона евреева.
В муке
перед той, которую отдал,
коленопреклоненный выник.
Король Альберт,
все города
отдавший,
рядом со мной задаренный именинник.
Вызолачивайтесь в солнце, цветы и травы!
Весеньтесь жизни всех стихий!
Я хочу одной отравы -
пить и пить стихи.
Сердце обокравшая,
всего его лишив,
вымучившая душу в бреду мою,
прими мой дар, дорогая,
больше я, может быть, ничего не придумаю.
В праздник красьте сегодняшнее число.
Творись,
распятью равная магия.
Видите -
гвоздями слов
прибит к бумаге я.
Sunday, November 14, 2010
"The Girl Who Played with Fire ", by Daniel Alfredson
Не знаю, то ли потому, что режиссер другой, но этот второй фильм из известой трилогии оказался огромным разочарованием..., особенно после того, насколько понравился первый фильм.
Те же герои, те же актеры, совершенно другая атмосфера и динамика развития сюжета.
Наворочано еще похлеще чем в первом, но все это predictible, что для данного жанра, на мой взгляд, просто убийственно... Интерес угасает напрочь и все эти нагромождения уже кажутся искусственными.
Блин, боюсь теперь смотреть заключительный третий фильм.
Интересно, какой получится американская версия?
Федор Сологуб
Много лет преподавал математику в гимназии. Горький высоко ценил Сологуба-художника, создавшего шедевры в поэзии и в прозе, но отмечал, что он талантливейше выразил именно пессимистическое миросозерцание.
Падение самодержавия Сологуб воспринял с удовлетворением, но к октябрьскому перевороту отнесся отрицательно. В советское время занимался переводами.
***
Не ужасай меня угрозой
Безумства, муки и стыда,
Навек останься легкой грезой,
Не воплощайся никогда.
Храни безмерные надежды,
Звездой далекою светись,
Чтоб наши грубые одежды
Вокруг тебя не обвились.
***
Одиночество - общий удел,
Да не всякий его сознает,-
Ты себя обмануть не хотел,
И оно тебе ад создает.
И не рад ты, и рад ты ему,
Но с тоской безутешной твоей
Никогда не пойдешь ни к кому -
И чего б ты просил у людей?
Никому не завидовал ты,
Пожелать ничего ты не мог,
И тебя увлекают мечты
На просторы пустынных дорог.
***
Угол падения
Равен углу отражения...
В Сириус яркий вглядись:
Чьи-то мечтания
В томной тоске ожидания
К этой звезде вознеслись.
Где-то в Америке
Иль на бушующем Тереке,-
Как бы я мог рассчитать?-
Ночью бессонною
Эту мечту отраженную
Кто-то посмеет принять.
Далью великою
Или недолею дикою
Разлучены навсегда...
Угол падения
Равен углу отражения...
Та же обоим звезда.
***
Люби меня ясно, как любит заря,
Жемчуг рассыпая и смехом горя.
Обрадуй надеждой и легкой мечтой
И тихо погасни за мглистой чертой.
Люби меня тихо, как любит луна,
Сияя бесстрастно, ясна, холодна.
Волшебством и тайной мой мир освети,-
Помедлим с тобою на темном пути.
Люби меня просто, как любит ручей,
Звеня и целуя, и мой и ничей,
Прильни и отдайся, и дальше беги.
Разлюбишь, забудешь - не бойся, не лги.
***
Нет словам переговора,
Нет словам недоговора.
Крепки, лепки навсегда,
Приговоры-заклинанья
Крепче крепкого страданья,
Лепче страха и стыда.
Ты измерь, и будет мерно,
Ты поверь, и будет верно,
И окрепнешь, и пойдешь
В путь истомный, в путь бесследный,
В путь от века заповедный.
Всё, что ищешь, там найдешь.
Слово крепко, слово свято,
Только знай, что нет возврата
С заповедного пути.
Коль пошел, не возвращайся,
С тем, что любо, распрощайся,—
До конца тебе идти.
Заклинаньем обреченный,
Вещей деве обрученный,
Вдался слову ты в полон.
Не жалей о том, что было
В прежней жизни сердцу мило,
Что истаяло, как сон.
Ты просил себе сокровищ
У безжалостных чудовищ,
Заклинающих слова,
И в минуту роковую
Взяли плату дорогую,
Взяли все, чем жизнь жива.
Не жалей о ласках милой.
Ты владеешь высшей силой,
Высшей властью облечен.
Что живым сердцам отрада,
Сердцу мертвому не надо.
Плачь, не плачь, ты обречен.
***
Приучив себя к мечтаньям,
Неживым очарованьям
Душу слабую отдав,
Жизнью занят я минутно,
Равнодушно и попутно,
Как вдыхают запах трав,
Шелестящих под ногами
В полуночной тишине,
Отвечающей луне
Утомительными снами
И тревожными мечтами.
***
В тишине бездыханной ночной
Ты стоишь у меня за спиной,
Я не слышу движений твоих,
Как могила, ты темен и тих.
Оглянуться не смею назад,
И на мне твой томительный взгляд,
И как ночь раскрывает цветы,
Что цветут для одной темноты,
Так и ты раскрываешь во мне
Всё, что чутко живет в тишине,
И вошел я в обитель твою,
И в кругу чародейном стою.
***
В стихийном буйстве жизни дикой
Бесцельно, суетно спеша,
Томясь усталостью великой,
Хладеет бедная душа.
Замкнись же в тесные пределы,
В труде упорном отдохни,
И думы заостри, как стрелы,
И разожги свои огни.
Friday, November 12, 2010
Об интересных замыслах и их реализации...
Дмитрий Соболев,сценарист («Остров», «20 сигарет», «Натурщица»)
"Все интересные замыслы зреют около четырех лет"
Сценарий фильма «Остров», поставленного Павлом Лунгиным, был написан Дмитрием Соболевым еще во время учебы во ВГИКе. Его последняя работа легла в основу картины Светланы Проскуриной «Перемирие», получившей главный приз «Кинотавра-2010». О том, какие упражнения улучшают навыки саморедактуры, как добиться того, чтобы сценарий попал в руки режиссера, и почему парадоксы помогают вдохнуть в персонажей жизнь — в его интервью Cinemotion_lab.
CINEMOTION_LAB: Как студенту ВГИКа удалось заинтересовать своим сценарием самого Лунгина?
ДМИТРИЙ СОБОЛЕВ: Начнем с того, что элемент везения в нашей профессии еще никто не отменял. К Лунгину меня привела целая цепочка событий. Поступил во ВГИК, познакомился с Ириной Смолко, которая училась на продюсерском факультете, она, в свою очередь, познакомилась с Павлом Лунгиным, который в тот момент заканчивал фильм «Бедные родственники» и искал сценарий для нового проекта. Ира передала ему два моих сценария, одним из которых был едва завершенный «Остров».
CL: Считаете ли вы, что ваша история успеха уникальна?
ДС: Нет, я уверен, что действительно хороший сценарий обязательно заметят — известность автора не играет никакой роли. Только не надо думать, что нужный продюсер появится из неоткуда и тут же захочет прочитать ваше гениальное творение. Такой алгоритм сотрудничества нужно еще заслужить. Выясните ситуацию на рынке — попытайтесь разобраться, чем кинокомпании отличаются друг от друга, на каких проектах специализируются.
В принципе эту миссию можно доверить агенту, чтобы не отвлекаться лишний раз на переговоры и договора. Если есть надежный человек и возможность переложить решение этих скучных проблем на его плечи — почему бы и нет.
CL: Как вы относитесь к тому, что режиссеры вносят изменения в сценарий уже во время съемок?
ДС: Поначалу я болезненно на это реагировал, но со временем понял — правки со стороны режиссера неизбежны. Не исключено, что сценарий действительно ухудшится в руках режиссера, который мыслит картинками, а не историями. Но сослагательное наклонение в кино не работает: никто не гарантирует, что ваш сценарий без изменений выглядел бы на экране лучше.
Ваша цель — заставить редактора или продюсера прочитать весь текст без единогоМы не создаем законченный продукт, пора уже с этим смириться. Сценарий — это всего лишь полуфабрикат, который впоследствии может превратиться в фильм, а может навсегда остаться запертым в столе чересчур ранимого автора, который панически боится, что при постановке его замысел будет испорчен. Кстати, и выглядеть сценарий должен как полуфабрикат, а не литературное произведение — никаких красочных оборотов и «багровых рассветов» в тексте быть не должно. Однако американской системой записи я не пользуюсь, поскольку диалоги, написанные в столбик, меня чудовищно раздражают. Мои сценарии внешне похожи на пьесу: реплики героев плюс ремарочная часть. Впрочем, для первых двух страниц, где задается атмосфера всей истории, я делаю исключение. Их я пишу как раз литературно — это нужно только мне и никому больше. Каждое утро, приступая к работе, я перечитываю начало и сразу же погружаюсь в атмосферу, что особенно важно в исторических фильмах. Иначе читаешь сценарий, где действие происходит в XIX веке, а там в каретах чуть ли не мобильники попадаются.
перекура.
CL: Вы работаете в комиссии ВГИКа, которая принимает дипломные работы выпускников. Какие самые распространенные ошибки встречаются в студенческих сценариях?
ДС: Проблемных зон у молодых авторов, на мой взгляд, несколько. Во-первых, это диалоги. Точнее, стремление заменить диалогами действия. Сложно сказать, с чем это связано, но заболтанных сценариев попадается сейчас очень много. А ведь сделать так, чтобы история держалась на одних диалогах, невероятно сложно. Роману Каримову, победившему в этом году на Выборгском кинофестивале с дебютом «Неадекватные люди», это, как мне кажется, удалось. Но Каримов — то редкое исключение, которое лишь подтверждает правило.
Во-вторых, в своих первых сценариях авторы не уделяют должное внимание проработке отдельных сцен. Если структуру всего фильма к последнему курсу умеют складывать почти все, то грамотно выстроенные сцены встречаются довольно редко. А ведь и весь фильм, и его части состоят из одних и тех же структурных элементов: завязка, развитие, развязка — ничего сверхъестественного. По сути никаких проблем возникать не должно, но на деле сцены получаются то слишком перегруженными, то, наоборот, недокрученными. Кроме того, именно на уровне сцен чувствуется, что студенты пишут слишком быстро. Это тоже одна из проблем. Текст должен долго редактироваться, переписываться, переосмысливаться. В этом-то и заключается труд сценариста.
CL: Существуют ли упражнения, которые помогают четче выстраивать структуру сценария и избавиться от лишних диалогов?
ДС: Доказано, что у людей, у которых отключается какой-то один орган чувств, со временем обостряются остальные органы. Советую оттачивать свои навыки именно по этому принципу. Хотите сконцентрировать на сюжете — пишите немые этюды, где все должно быть понятно без слов. Хотите научиться писать диалоги — отключите визуальный ряд. В этом случае в вашем распоряжении будут, наоборот, лишь звуки, реплики и шумы. Попробуйте рассказать историю, которая происходит в кромешной темноте, и лишь в самом финале на несколько секунд загорается свет. После подобных упражнений проще редактировать собственные тексты.
Ваш герой может быть прекрасным семьянином, рыдать над пошлыми мыльными операми,
но при этом совершенно по-хамски вести себя на дороге и цинично относиться к
каким-то важным жизненным ценностям. Из таких пересечений и парадоксальных
качеств как раз и складывается цельный образ.
Этого же эффекта можно добиться, постоянно анализируя хорошие фильмы и читая сценарии знакомых картин. В этом случае возникает понимание того, как текст должен выглядеть на экране. Со временем начинаешь смотреть фильмы другими глазами: появляется возможность мысленно отделить работу сценариста от актерской игры, режиссуры и прочих компонентов. На меня, к примеру, произвел большое впечатление последний фильм братьев Коэнов — «Серьезный человек». Но очевидно, что на бумаге он выглядел не так ярко. Картина цепляет правильной расстановкой акцентов, грамотной режиссерской работой, изящной игрой.
CL: Насколько важны для сценариста его наблюдения, личный жизненный опыт?
ДС: Недавно я видел, как рабочие тянули кабель в соседнем дворе. Классический усатый бригадир разговаривал по мобильному с каким-то «Михалычем», пытаясь без использования цензурной лексики объяснить, что возникли непредвиденные проблемы.
Я смотрел на него и ловил себя на мысли, что передо мной разыгрывается сцена из фильма. Так что кино все-таки подмечает то, что есть в жизни. Но не надо путать эти вещи. Да, я как сценарист прислушиваюсь к тому, что происходит в мире. Да, мой личный опыт накладывается на то, что я пишу. Но в фильме реальность должна быть максимально концентрированной. Ваша цель — заставить редактора или продюсера прочитать весь текст без единого перекура. Так что напрягите фантазию и не зацикливайтесь на правдоподобии — это далеко не самый важный компонент фильма. Если бы я писал историю о сценаристе, в текст попала бы в лучшем случае пятая часть того, что действительно связано с моей профессией. Ну кто станет смотреть, как герой сидит целый день у монитора и долбит по клавишам?
CL: А каким должен быть герой, чтобы привлечь внимание зрителей?
ДС: Все просто и сложно одновременно: он должен казаться живым человеком, а не восковой куклой, которую автор поместил в придуманные обстоятельства и заставил совершать какие-то действия. Говорят, что зрители всегда помнят финал фильма, а вот я запоминаю, как правило, только начало. Почему? Да потому что именно за первые 15-20 минут сценарист и режиссер должны оживить своих персонажей. И для меня самое интересное — проследить, как это происходит. Даже банальный сюжет заиграет по-новому, если в нем действуют живые люди, наблюдать за которыми — одно удовольствие. С ними и самому работать интересно, поскольку живого героя сложно загнать в какие-то рамки. Движешь его по эпизодам, как и задумал, но в какой-то момент не ты, а он начинает диктовать правила игры. И история по-другому выстраивается, и даже финал может неожиданно поменяться. Хотел однажды сделать героиню плохой, а она вдруг вывернулась и в конце стала хорошей — сама, без моей помощи. Когда такое происходит, для меня как автора это настоящий кайф.
Выясните ситуацию на рынке — попытайтесь разобраться, чем кинокомпании
отличаются друг от друга, на каких проектах специализируются.
CL: С помощью каких приемов можно оживить персонажа?
ДС: Когда в голове рождается какая-то история, начинаешь мучительно думать, кем ее можно населить, кто мог бы стать главным героем. Есть большой соблазн выбрать персонажа, который идеально вписывается в придуманные обстоятельства. С этим соблазном нужно бороться. Желательно, чтобы центральный персонаж был совсем не из этой истории. Если получится — дополнительный конфликт появится в сценарии сам собой, а у героя будет больше шансов не выглядеть как безжизненная марионетка.
Выбрав персонажа, я пытаюсь представить себе его пластику — жесты, мимику, движения. В сценарии это описывать не стоит, потому что режиссер все равно увидит героя по-своему. Разобравшись с пластикой, я стараюсь выстроить за персонажем некий шлейф, понять, что может тянуться за ним. Представьте, что вы бы встретили подобного человека в жизни. По его повадкам, привычкам, манере речи вы бы смогли составить себе его приблизительный портрет. Но стоит поменять в этом портрете несколько ключевых элементов, и все перевернется: в персонаже появится некая парадоксальность, а вместе с ней — шанс, что он оживет. Ваш герой может быть прекрасным семьянином, рыдать над пошлыми мыльными операми, но при этом совершенно по-хамски вести себя на дороге и цинично относиться к каким-то важным жизненным ценностям. Из таких пересечений и парадоксальных качеств как раз и складывается цельный образ. Поведение такого героя в истории уже не будет однозначным, поскольку в любой момент фильма может проявиться то одно его качество, то другое. Персонаж тем временем оживает, и история развивается гораздо интересней.
CL: Как вы планируете свое рабочее время?
ДС: Думаю, каждый сценарист со временем вырабатывает свой комфортный график. Пятидневка с полным рабочим днем — это не мой случай. Писать восемь часов подряд я могу лишь в каком-то исступлении, когда действительно «прет». Но обычно заканчиваю работать не позже двух, причем каждые три дня обязательно делаю перерыв, иначе все чувства притупляются, и становится сложно оценить свой текст. В таком режиме я пишу от двух до пяти страниц в день, и каждое следующее утро начинаю с редактуры: перечитываю, вношу правки. Случается, что все написанное накануне летит в корзину — это абсолютно нормально.
Самое главное — написать первые 20 страниц, на которые у меня уходит от двух недель до месяца. После этого их нужно отложить на пару недель, чтобы, вернувшись к работе, взглянуть на свой текст по-новому и подумать, интересна ли эта история в принципе. Ко второму глобальному перерыву у меня на руках должно быть где-то две трети сценария. В этот момент ты уже впадаешь в полный маразм и перестаешь понимать, что происходит, поэтому две недели отдыха совершенно необходимы. Впереди — финал. Это, на мой взгляд, самая сложная часть работы, хотя бы потому, что к последнему этапу история уже не кажется такой интересной, какой была в начале, и очень хочется поработать над чем-то новым.
В среднем на создание одного сценария у меня уходит от трех месяцев до полугода. Хотя от возникновения идеи до ее финального воплощения в тексте может пройти гораздо больше времени. Опыт подсказывает, что все интересные замыслы зреют около четырех лет. Накапливается материал, откладываются в голове какие-то идеи — это может происходить на уровне подсознания, почти автоматически. В какой-то момент раздается щелчок, и ты понимаешь — история сложилась, пора писать. Понятия не имею, какие химические процессы происходят в мозгу, но точно знаю, что лучшие решения приходят интуитивно. Их не выжать из себя мозговым штурмом.
Пополнение списка "Xочу увидеть"
Действие фильма происходит в послевоенные годы.
На глухую станцию Вериха, безнадёжно затерянную в метельных заносах, прибывает эшелон с особыми заключенными. Воспользовавшись снежным бураном, один из этапируемых, Кирилл Полетаев, сбегает из-под конвоя. Пробираясь сквозь зимний лес, Кирилл, полузамерзший и обессиленный, добирается до родной деревни…
Герои фильма разделяются на два враждебных лагеря. Одни, знавшие Полетаева еще до ареста, сталкиваются с проблемой нравственного выбора: погибнуть, либо поступиться простыми человеческими ценностями – любовью, милосердием и уважением друг к другу. Другие, исполняя свой долг, устраивают на Кирилла настоящую охоту…
Бабушка Анна Захаровна, Шурка и председатель Кузьмич спасают Полетаева и при этом страдают сами. Но вот парадокс – спасенный от «людей-волков» Кирилл наталкивается на стаю настоящих волков и здесь уже некому придти к нему на помощь.
По мотивам одноименной повести Александра Чекменева «Волки».
Параметры - 105 мин., 35 мм, русс., Dolby digital, 2009 г.
Производство - УП «Национальная киностудия «Беларусьфильм»
Автор сценария - Александр Чекменев, Александр Колбышев
Режиссер-постановщик - Александр Колбышев
Оператор-постановщик - Павел Зубрицкий
Художник-постановщик - Антон Гвоздиков, Игорь Хруцкий
Композитор - Олег Федосеев
В ролях - Дмитрий Ульянов, Андрей Панин, Коля Спиридонов, Владимир Гостюхин, Тамара Миронова, Сергей Власов, Оксана Лесная, Галина Кухальская, Дарья Баранова, Светлана Никифорова, Зинаида Зубкова, Диана Запрудская, Николай Рябычин, Сергей Белякович, Вячеслав Павлють, Анатолий Терпицкий и др.
*Вроде вышел в прокат, но на трекерах нет.
"Отцы и дети", Д. Смирновой
Так долго ждала этот фильм. Хотелось бы поблагодарить создателей - очень понравилось.
Помнится, думала, что очень подойдет эта роль Александру. Но, всеравно, увидела в его Базарове много неожиданного для себя.
Мне показалось, что Устюгову в этой работе больше всего удался период внутренней борьбы, именно после того, как он понял, что полюбил.
Со всем его нигилизмом и предпочтению "необычности" («откуда в глазах может возникнуть необычность?») ясности физиологии, он оказывается ранимым и уязвимым. Несмотря на то, что злости в нем никто из обсуждаемых не заметил, мне как раз с точностью до наоборот, видна была его злость - вспомните его беседу с Аркадием во время купания в реке. Он звучит цинично, пытаясь логически обосновать свое поведение: "Чему помочь нельзя - о том и говорить стыдно. И больше слова ты от меня не услышишь по этому поводу". Но цепочка уже прервана... драка, отъезд от родителей, расставание с Аркадием. Дальше - больше... Мне Евгений Базаров больше понравился именно уязвимым. Думаю, что и в начале он бы мог совсем по-другому смотреться - раскрой режиссер сторону возникших отношений между ним и Павлом Петровичем более развернуто. Беседы, на мой взгляд, были скомканы. Я понимаю, что режиссер не хотела преднамеренно давать фильму никакую политическую окраску, а сконцентрироваться на человеческих отношениях. Но тем самым обделенными, не раскрытыми остались братья Кирсановы.
По-моему, все актеры справились со своими задачами. У Одинцовой-Рогожкиной оказались, действительно, чудные, царственные плечи. Базаров был предречен... По поводу комнаты со столом и стеклом, и о том, что может помочь передать внутреннее состояние героев - для меня совершенно неважным было бы присутствие стекла или его отстутствие. Мне важны глаза, безмолвный взгляд, жест - полутона, предчувствие чего-то, что вот-вот должно произойти. Сцена объяснения в любви получилась очень органичной, потому что все вышеописанное, в ней присутствовало. Думаю, что произойди это в любом другом месте, для меня главным остались бы именно герои, их реакции, их выражения лиц, а не окружающая обстановка. Может быть, я неправа, потому что всегда можно найти какие-то параллели и ассоциации с предметами в важнейшие для людей минуты. В данном случае, натянутость и неизбежность происходящего режиссер ассоциировала именно со стеклом...
Многие писали, что фильм о любви, о нелюбви. Мне же показалось, что этот фильм - о ценности и хрупкости человеческой жизни.
Мы такие все одинаковые (по Базарову) и такие... невозможно разные.
То, что хотелось бы выделить:
Ну и, наконец, немного светлой стороны, что порадовало и улыбнуло:
*В самом начале фильма руки, обрезающие стебли цветков, мгновнно ассоциированы были с титрами английской версии "Гордости и предубеждения" (руки и пяльца с вышивкой гладью)...
*напрочь сразили вдруг появимшимся очаровательным котом, в процессе съемок из-под отодвигающейся кровати - по-моему, классный операторский прием
*Прокофьич не подкачал!!! Он мне и в романе приглянулся, жаль, что в экранизации его внутренний голос не звучал..., зато было: "что встал столбом?" и полные презрения выражения лица по отношению к "волосатому". Да, также чудно крестится при чтении Николаем Петровичем Пушкина, где фигрурирует слово "смерть"
*чудненькая прислуга на губернаторском балу, которые чекались и отпивали из рюмочек, предназначенных для господ
*Базаров, съедающий розочку...
*речь - "чувствительно вам благодарен", "пойдемте чай кушать"...
*общение Евгения с отцом: "говори русским языком - у бабы живот болел"
В фильме много искренности. Эта искренность - в прекрасной игре Юрского и Теняковой. Cмотреть финальные сцены было очень сложно, трудно... Я не плакала, но давило внутри прилично. С ужасом поняла, что жаль мне не Евгения, а стариков...
Thursday, November 11, 2010
"Мама", Д. Евстигнеева
Главное, что понравилось в этом фильме - он вызывает чувство сострадания.
Многодетная мать силой своего сложившегося мира определила меру вины, расплаты и таким образом - будущего своих сыновей. Но преемственность и душевное родство не распадается, а наоборот, только подтверждает свою силу. И это происходит благодаря крепкой изначальной связи сыновей со стихией любви, идущей от матери.
Слишком много пережито вместе: голод, холод, отец в лагере, человеческая незащищённость всей семьи перед законами государства, подлость тюремщиков, убийство отца, ранение сына и брата. Жаловаться некому. И мать ведёт осиротевшую, бездомную, безденежную семью с тяжело раненым старшим сыном, который не известно выживет ли, в неизвестность, в Москву, потому что деться некуда. Там возникает идея создать семейный музыкальный ансамбль. Мама "всегда знала как жить" и сыновья ей всегда верили, всегда и во всем подчинялись. Пожалуй, главное, из-за чего я фильм не могу принять - зачем нужно было так рисковать, спланировав вооруженный захват самолета? Ведь столько было в то время покалеченных семей и судеб... Думается, что мать понимала - семье не выжить в советских условиях, ну и одной из самых благородных причин являлась надежда на то, что "там" парализованного сына обязательно поставят на ноги...
Но происходит катастрофа: погибают ни в чем неповинные пассажиры, погибает старший сын Никита и семья в одночасье катится в пропасть...
Каждый из них проходит свой собственный путь расплаты и не смотря ни на что, ни один из них ничего не забудет, ни отчего не отречется... Покалеченные, но не сломленные, вмиг откликнувшиеся по первому зову вышедшей из 15-летнего тюремного заключения матери, у которой есть план. И план этот - забрать парализованного Лёнчика из психушки и вернуться на родину, в далекую Шую. Нонна Мордюкова в этой роли очень органична. Немногословна, что вполне объяснимо: не тюрьма ее "съела", огрубила и состарила, а невероятно огромное собственное чувство вины. Теперь бы только успеть, только бы набраться сил взглянуть в глаза сыну, приговорившего её к "высшей мере", после которой уже ничего нельзя исправить...
Сцена встечи с сыном в психушке, на мой взгляд - одна из самых сильных фильме, после убийства отца на глазах у всей семьи...
Описать это нельзя, это нужно видеть...
Сын хорошенько научился придуриваться за эти годы, все 15 лет помня мать и братьев, стараясь анализировать... Он не только выживает, но и обретает свой голос - от его имени ведется повествование фильма, хоть и заговорит он только уже в поезде, по дороге домой, один на один с матерью... Очень тяжелый разговор и очень необходимый, особенно для тех, кто фильм смотрит. Олегу Меньшикову - искреннее спасибо. Ведь разговаривая с матерью, вспоминая тот страшный день и свои пальцы на кнопке взрывного устройства, Леня на нее не смотрит, он единственный из оставшихся пяти, больше ей не верит, и не просто не верит - винит... И все это время мать не сводит с него глаз. Ни одной ярковыраженной эмоции на лице, молча встает и молча уходит...
Немного напрягло меня окончание. Наверное, все невыговоренное вслух толкает мать на эту сцену - на перроне родной станции она просит у детей прощения. Вот как-то неестественно оно для меня воспринялось, мне казалось, что молчанием, или взглядом сказать можно гораздо больше. Поэтому очень благодарна режиссеру, сумевшего эту сцену видоизменить. Мы смотрим на лица совершенно растерянных сыновей и видим, что они проясняются, растягиваясь в улыбке - мать закрывает лицо испачканными сажей ладонями, вперемешку со слезами - это уже не так жАлко, это просто смешно...
Этот финальный эпизод может вызвать раздражение, если не почувствовать символики и пафоса всего фильма.
Не благодаря, а вопреки, все на свете можно пережить тогда, когда есть главное - любовь.
В заключении, добрые слова также хочется сказать в адрес актеров, сыгравших Василия, Юру, Николая и Пашку. Очень понравился Миронов, заводящийся с полоборота. Когда он рванул за огурцами, я грешным делом подумала, что сбежит и потом учащенно стучало сердце от ужаса, что не добежит и отстанет от поезда. Ну и его корефан - Машков, с бакенбардами (очень смешной был момент, когда он пытался драться ремнем с пряжкой, смешной потому, что хотел - да не успел, получив по "чайнику").
Т.е. перед нами не персонажи и не плоды фантазии, а очень живые, реальные братья.
Спасибо за фильм.
Wednesday, November 10, 2010
Monday, November 8, 2010
Maks and Karina (beautiful past)
And another magicall one...
От «замри» до «воскресни»
Вера ГИРЕНКО, spbvedomosti.ru
В ресторане Дома кино собрались главным образом студенты и журналисты, которым не нужно было напоминать, что на границе между последним советским и первым российским десятилетиями Виталий Каневский снял фильм-воспоминание о своем послевоенном детстве на Дальнем Востоке. О том, что в Каннах эта картина стала настоящей сенсацией, что за нее Виталия Каневского провозгласили провозвестником новой кинематографической эстетики.
Виталий Евгеньевич был бодр, как всегда, остроумен и весел. В Петербург он приехал из Парижа, где живет со своей семьей и работает более 18 лет.
«В России мне работается легче, чем во Франции. Я плохо знаю французский. К тому же Париж в последнее время изменился. Помню, когда приехал в этот город в 1991 году, меня удивило, что в нем не нужно «смотреть спиной» – умение, обязательное для тех, кто привык жить в опасной среде. Теперь в Париже мигрантов больше, чем французов. Эти люди опасны, они заставляют просыпаться, казалось бы, давно забытую способность ориентироваться при помощи дополнительного зрения», – рассказал Виталий Каневский.
Постоянное ощущение надвигающейся опасности невольно испытываешь, когда смотришь «Замри, умри, воскресни». Действие фильма происходит в Сучане. В этом лагере, принято считать, умер Осип Мандельштам. Судя по фильму, здесь есть от чего расстаться с рассудком: колючая проволока, грязь, кровь, преступления, ставшие нормой жизни. В этих нечеловеческих условиях живут герои фильма: мальчик Валерка (Павел Назаров) и его верная подруга-татарочка Гания (Динара Друкарова). Фильм снят с документальной точностью. Этим он шокирует. Этим он затягивает. «Мне важно было воссоздать на экране ощущение полотна жизни как грязной дырявой марли. Поэтому я попросил оператора сделать в этом черно-белом фильме как можно больше эффектов, напоминающих брак пленки», – рассказал Виталий Евгеньевич.
У «Замри, умри, воскресни» было продолжение. В 1991 году режиссер снял «Самостоятельную жизнь» с теми же героями. В 1993 году – документальный фильм о беспризорных детях «Мы дети XX века». Эта работа, пожалуй, последняя из известных публике картин Виталия Каневского. Несмотря на то что у режиссера есть в запасе не один сценарий, кино он снимать не спешит. «Каждое утро я просыпаюсь в час своего рождения: в 5.45. Рядом со мной всегда лежит лист бумаги, чтобы фиксировать мысли, которые приходят во время утренней полудремы. У меня много таких записей, которые ждут, когда созреют и будут готовы к экранизации».
В этом году у Виталия Каневского была попытка сотрудничества с петербургской студией RWS. Планировалось снять 8-серийный фильм, основанный на воспоминаниях режиссера о его лагерной жизни (в 1960-х годах он отбыл срок по ложному обвинению). Но вмешался продюсер, потребовал осовременить историю. В результате Каневский отказался от работы над фильмом.
После успеха «Замри, умри, воскресни» у режиссера были предложения снимать кино по сценарию Стивена Спилберга, Ричарда Гира, но... «Если я читаю сценарий и понимаю, что из фильма не появляется нечто большее, чем сюжет, я отказываюсь от работы. Каждый кадр должен быть режиссером осмыслен, чтобы зритель не только видел фильм, но и понимал его. Мне кажется, что сейчас время такого кино прошло. Иногда я смотрю фильмы и ловлю себя на мысли, что предугадываю каждое слово героев, каждое движение камеры... Такое кино основано на штампах. А самое важное в любом фильме – непредсказуемый конец, вытекающий из логики действия персонажей», – рассказал режиссер.
С переездом в другую страну у Виталия Каневского изменился взгляд на кинопроизводство. «Режиссеру студия не нужна. Во Франции я был поражен размерами студии одного известного продюсера. Это была маленькая комната, из которой он заказывал частным фирмам все, что необходимо для съемки фильмов: транспорт, камеры, костюмы, время в монтажной... И это правильно. Потому что если воспринимать кинопроцесс как сеть студий масштаба «Мосфильма» или Голливуда, то он всегда будет очень дорогим в производстве и никогда не будет окупать себя».
Сейчас у Виталия Евгеньевича есть другой кроме кино интерес. «Когда занимаешься творчеством, неизбежно возникают вопросы о том, как устроен мир, что такое человек. После второго фильма я вдруг почувствовал, что мне не хватает знаний.
Кроме этого, Виталий Евгеньевич увлечен идеей написать учебник для тех, кто хочет стать режиссером. «Об этом ремесле мне хочется рассказать в форме воспоминаний. Это будет книга о том, как я сам пришел к пониманию всего, на чем стоит эта профессия».
Об отзвуках...
Адекватные люди, адекватно комментирующие - priceless!!!
Свет детства
Михаил Казиник, "Вечерний Петeрбург"
В детстве я мечтал стать…керосинщиком. Помню санки, канистру, папа везет меня по вечернему городу — далеко-далеко. Искрящийся под тусклыми фонарями снег.
Затем — долгое стояние в длинной очереди. Площадь пуста, все только в очереди. Я забегал в лавку и смотрел, как керосинщик специальной литровой кружкой через воронку заливает керосин в канистры. Керосин был для нас жидкостью жизни. Не только для приготовления еды, но и для отогревания труб, которые замерзали, оставляя нас без воды. Вот почему керосинщик был для меня почти богом. А потом, через 2 — 3 часа — назад, на саночках. Я смеялся от радости и кричал «Быстрее!». Только теперь, через много лет после смерти папы, я понял, как трудно ему было везти меня и керосин — у него с войны были переломаны кости таза. Когда он выходил из землянки, получив приказ, в землянку попала бомба. Все, находившиеся в землянке, погибли, а папа выжил. Секунда отделяла его от смерти. Правда, кости срослись неправильно и он всю жизнь мучился от боли. Ему было так трудно везти меня быстро!
Еще одна мечта — стать вагоновожатым. Шесть дней в неделю мы с мамой выходили из дома в 6 утра, садились в трамвай и ехали 45 минут. Мама вела меня в детский сад, а затем продолжала свой путь на работу. Было скучно ехать в переполненном трамвае. И я решил стать вагоновожатым, чтобы, ведя трамвай, рассказывать пассажирам сказки. И тогда они из мрачных и невыспавшихся превратятся в веселых и добрых.
Я даже перебирал сказки, чтобы решить в какой последовательности и какие именно рассказывать. Я выбирал самые добрые сказки.
Потом я захотел стать врачом, чтобы оживить Ленина. Меня привели в театр на спектакль, где Ленин, щурясь, говорил: «Хотел бы я видеть, какой будет Россия через 30 — 40 лет». Я не спал несколько ночей. Плакал. Ленин умер, и даже не знает, как замечательно мы живем. Какие у меня санки, и как мы едем за керосином, и как интересно, когда замерзшие трубы разогреваются керосинкой, и как вода начинает течь тонкой струей. И как мы все этому радуемся. И мама, и папа, и я. И тетя Ида, которая всю жизнь прожила с нами. Во время войны она получила похоронки в один день сразу на всех — на мужа и двух сыновей. И с тех пор у нее тряслась голова. Она тогда не поверила: нет-нет-нет. И не верила всю жизнь: нет, нет, нет. Она так и жила с нами, так и не получила ни квартиры, ни комнаты. Нет-нет-нет… Я хотел оживить Ленина для того, чтобы он увидел, как интересно и замечательно мы живем. Как мы все счастливы.
Марья Борисовна Савицкая — музыкальный работник нашего детского сада (кстати, бабушка Александра Рыбака) посоветовала моим родителям отдать меня в музыкальную школу. Родители послушали ее. Мама и папа водили меня на симфонические концерты. И тогда я понял, что самое главное на Земле — музыка. Потому что я ходил по Витебску со скрипкой, а старички и старушки высматривали меня в окна и, подзывая, с уважением рассказывали о Римском-Корсакове, Глазунове, Лядове, Рахманинове, Прокофьеве. Их речь была прекрасна и чиста.
К чему это я вдруг о детстве?
Все, что я помню из детства, освещено невиданным светом музыки. И все, о чем я мечтал, — реализовалось. И керосинщик, и вагоновожатый, и врач. Это то, что я пытаюсь делать в своих книгах, выступлениях, фильмах, радиопрограммах.
Единственная мечта, которую я не реализовал, — оживить Ленина. Но он и без моей помощи оказался «вечно живым». И хотя со времени моего детства прошло много лет, я помню все! У меня есть мечта — дождаться, когда все жители планеты на вопрос о том, кто такой Ленин, ответят, как мои внуки: «Мамин». Потому что маму зовут Лена. Может быть, тогда закончатся мутации, и свободные люди будут верить в керосинщика, обеспечивающего воду и пищу, и вагоновожатого, который рассказывает людям добрые сказки
Те самые комментарии...
Weekend, которого не было...
Как всегда, все неприятное (большое и мaленькое) валится в кучу...
Saturday, November 6, 2010
«Жизнь и Судьба»
ботает над экранизацией романа Василия Гросмана «Жизнь
и Судьба». Роман был написан в 1960 году, отвергнут совет-
ской печатью и изъят органами КГБ. Сохранившийся экзем-
пляр был впервые опубликован в Швейцарии в 1980, а затем
в России в 1988 году. Для достоверного воссоздания собы-
тий переломного 1943 года построят художественные деко-
рации фрагментов улиц Сталинграда, мест ожесточенных
боев, а также создадут диорамы сражений, макеты зданий
и военной техники. Съемки 12-серийного фильма затянутся
на две зимы: часть картины будут снимать в 2010-2011 го-
дах, а часть – 2011-2012 годах.
Синопсис: Главная эпическая идея будущего фильма - про-
тивостояние свободы и насилия. Советский народ ведет
войну с фашизмом за свободу Родины, Сталинград - душа
этой свободы. С другой стороны, Сталинград - это знак си-
стемы Сталина, которая всем своим существом враждебна
свободе. Эта двойственность подчеркивает трагедию наро-
да, которому приходится вести войну на два фронта. В кар-
тине расскажут о защитниках Дома Павлова, о танковом на-
ступлении под Сталинградом, о боях за каждую пядь земли
города-героя, о вкладе в победу тружеников тыла.
Продюсер: Дмитрий Писарук.
Режиссер-постановщик: Сергей Урсуляк.
Сценарий: Эдуард Володарский.
В ролях: Владимир Машков,
Сергей Гармаш,
Сергей Маковецкий,
Алексей Серебряков,
Константин Лавроненко,
Александр Домогаров,
Михаил Ефремов,
Сергей Пускепалис.
Количество серий: 12
Wednesday, November 3, 2010
"Adam", by Max Mayer
Monday, November 1, 2010
ЛИЛИТ
Один из современников описывал Лилю так: «Зрачки ее переходят в ресницы и темнеют от волнения; у нее торжественные глаза; есть наглое и сладкое в ее лице с накрашенными губами и темными веками... Эта женщина много знает о любви чувственной».
ГЁТЕОБРАЗНОЕ
Лиля не была красивой: невысокая, худая, сутулая, с рыжими волосами... Однако было в ней что-то особенное, что притягивало мужчин. В этом что-то не последнюю роль играло умение себя преподнести, острый ум и, что самое важное, уверенность в своей избранности, которую вселили в Лилю родители.
Урий Александрович Каган служил юрисконсультом в австрийском посольстве, Елена Юльевна преподавала в Московской консерватории. Их дом у Покровских Ворот всегда был открыт для художников и литераторов. Оба преклонялись перед Гёте, а потому назвали своих девочек соответственно: старшую – в честь возлюбленной поэта Лили Шёнеман, младшую – именем одной из героинь того же автора – Эльзой. Отец обучил дочерей французскому и немецкому языкам, мать – игре на фортепьяно.
НЕРАВНЫЙ БРИК
Домашние университеты сменились гимназией. Именно там 13-летняя Лиля познакомилась с 17-летним сыном ювелира Осипом Бриком и, как это часто бывает у рано повзрослевших особ, влюбилась не по-детски. Что до Оси, то он не был слишком взволнован Лилей.
Окончив школу, она уехала в Мюнхен учиться ваянию. По возвращении у нее был уже целый список амурных побед, который разом перечеркнула случайная встреча с Осей в Каретном Ряду. Она восприняла ее как знак судьбы. «Постояли, поговорили, – вспоминала Лиля, – я держалась холодно и независимо и вдруг сказала: «А я вас люблю, Ося». Используя свои чары, она заставила и его полюбить. Несмотря на сопротивление Осиных мамы и папы (их насторожила чрезмерная самостоятельность девушки), свадьба таки состоялась – в марте 1912-го. Молодые переехали в Петроград, на улицу Жуковского.
ВТОРЖЕНИЕ
С Маяковским их познакомила Эльза, у которой был с ним роман, – она даже надеялась выйти за него замуж. Летом 1915-го Володя проходил военную службу в Питере, Эльза приехала к нему и предложила заглянуть к Брикам. Лиля, совершенно игнорируя сестру и мужа, была особенно мила и приветлива с новым гостем. Маяковский глаз не сводил с нее. Прочтя «Облако в штанах», он подошел к ней и, упав на колени, попросил разрешения посвятить эти стихи ей. Лиля дала согласие. Эльза, сгорая от ревности, не находила себе места. «Отныне все, что я напишу, я буду посвящать вам, Лиля Юрьевна, – сказал поэт и покосился на Осю. Тот, казалось, витал в облаках. Поэма ему понравилась, и он даже вызвался опубликовать ее за свой счет. Маяковский ликовал! Уже через несколько дней он упрашивал Бриков «взять его насовсем, потому как «влюбился безвозвратно в Лилю Юрьевну». Его взяли. «Это было нападение, – позже вспоминала Брик. – Володя не просто влюбился, он набросился на меня…»
ЛИЛЯ ВСЕГДА ПРАВА
Маяковский окончательно перебрался к Брикам в 1918-м. На двери их квартиры появилась табличка «Брики. Маяковский». Однако это не была menage a trois, любовь втроем, как казалось многим. Лиля как-то обронила, что «любит Осю больше, чем мужа, но интимные отношения у них давно закончены». Хотя годы спустя в приватной беседе с Андреем Вознесенским (она покровительствовала молодым поэтам) Лиля Юрьевна признавалась:
«Я любила заниматься любовью с Осей. Мы запирали Володю на кухне. Он рвался, хотел к нам, царапался в дверь и плакал».
Поразительно, но ничто так не развенчивает образ «революционного трибуна», «горлана-главаря», как его взаимоотношения с музой. Великан, легко усмирявший толпу, никого и ничего не боявшийся, заставлявший краснеть самых бойких острословов, в любви к Лиле он становился «ручным и пушистым». Об этом свидетельствуют его бесчисленные письма, которые он слал ей отовсюду (Маяковский много разъезжал с концертами), – сотни писем, километры телеграмм. Тут и «дорогой, ослепительный, милый лисеныш», и «Лилятик», и «Лилёнок», и «Кашалотик», и «деточка Кисик», и «целую 1 000 005 678 раз», и «весь твой со всеми четырьмя лапами». При этом подписывался «Щеник» или «Твой Щен». И рисовал смешного ушастого пса…
В поездки за границу Лиля снабжала его длинными списками необходимых ей вещей. «Первый же день по приезде посвятил твоим покупкам, – строчил он Лиле из Парижа (и это он-то – яростный враг скопидомства и всяческого мещанства). – Заказал тебе чемоданы, купил шляпки, кофточки, жакетики и духи. Осилив вышеизложенное, займусь пижамками»… Он тщательно, с щепетильностью приказчика, выполнял все ее поручения. «Киса просит денег», – телеграфировал Ося. И Маяковский высылал сумму. Почти в каждом его письме приписка: «Перевел столько-то», «Получил гонорар там-то». Извинялся, что «плохо позаботился». «Лилёнок, получила ли ты деньги? Я их послал почтой, чтоб тебе принесли их прямо в кровать… Получил ли Осик белье из Берлина (об Осике тоже не забывал)? Какой номер его рубашек? Кажется, 39-й воротничок?»
Брики очень быстро привыкли к тому, что находятся на его содержании. Однажды во время очередного турне по Франции Маяковский получил от Лили замечательное письмо: «Очень хочется автомобильчик! Привези, пожалуйста!» И он привез – «Рено». Когда кто-то из друзей заикнулся, что, мол, это уже слишком, Маяковский, побелев, резко его одернул: «Лиля всегда права!» Возражений не последовало.
МНОГОУГОЛЬНИКИ
Она была «всегда права», даже когда заводила романы на стороне. Василий Катанян, сын последнего мужа Лили, вспоминал: «Если ей нравился мужчина, она получала его без труда. Ее не останавливало ни семейное положение «объекта», ни его отношения с другими женщинами». В ее любовниках ходили «революционер со стажем» Александр Краснощёков (Абрам Краснощёк) и молодой солист Большого театра Асаф Мессерер, художники Фернан Леже и Иван Пуни, писатели Юрий Тынянов и Виктор Шкловский, поэт-авиатор Василий Каменский и лингвист Роман Якобсон, киргизский политический деятель Юсуп Абдрахманов и режиссер Лев Кулешов – все люди видные, красивые, незаурядные. Кстати, о Кулешове. Когда его жена Александра Хохлова узнала об измене мужа, она хотела резать себе вены. «Шуру остановили на пороге самоубийства, буквально поймали за руку, – вспоминала Лиля в автобиографии. – Что за бабушкины нравы!» Самое замечательное, что, когда роман Кулешова и Брик завершился, Лиля подружилась с Хохловой и впоследствии поддерживала с ней приятельские отношения (как и с другими женщинами, чьими мужьями она «попользовалась»).
Маяковский страдал, но прощал ей все «увлечения» (Ося прощал не страдая). Лишь однажды в 1922-м, в пору ее связи с Краснощёковым, он попробовал возмутиться. Та оскорбилась и, заявив, что не желает больше слышать упреков, выгнала его из дома на три месяца (Брики и Маяковский тогда снимали дачу под Москвой). Поэт затворился в крохотной комнатке на Лубянке, оборудованной под рабочий кабинет (он называл ее «лодочкой»), и засел за стихи. Результатом «домашнего ареста» стала поэма «Про это», которая вскоре была опубликована: на обложке красовался фотопортрет Лили.
«Я всегда говорила, что страдать Волоситу полезно, – торжествовала Лиля. – Помучается и напишет гениально».
ЛЮБОВНАЯ ЛОДКА
Апологет свободных отношений, она сквозь пальцы смотрела и на увлечения самого Маяковского. Говорят, почти все они расстраивались по его же (или ее?) вине: общение поэта с женщинами так или иначе сводилось к его восторженным рассказам о Лиле. «Если я чего написал, если чего сказал – тому виной глаза-небеса, любимой моей глаза. Круглые да карие, горячие до гари», – декламировал Маяковский. Женщинам это не нравилось. В свою очередь Лиля знала: стоит поманить Маяковского («Волосит, я соскучилась! Очень прошу приехать. Твоя Киса») – и он бросит все и тотчас вернется. Его не остановила даже Элли Джонс, с которой он сошелся в Америке и которая родила от него дочь. Впрочем, поэт не собирался оставаться за океаном...
Летом 1927-го он познакомился с молоденькой библиотекаршей Наташей Брюханенко, которую называл «товарищ-девушкой». Увлекся так, что повез ее в Ялту и буквально киосками покупал ей цветы. Каким-то образом это стало известно Осе. «Лиличка, кажется наш Володя хочет гнездо и выводок, – сказал он жене. – Его надо вернуть в семью». Та немедленно телеграфировала в Ялту: «Пожалуйста, не женись всерьез! А то меня все уверяют, что ты страшно влюблен и обязательно женишься!» Когда Наташа вышла из вагона поезда в Москве, первое, что она увидела, – стоявшую на перроне Лилю. Наташа тут же убежала. Маяковский даже не стал ее догонять.
Гораздо более драматичной была связь с эмигранткой Татьяной Яковлевой, с которой он познакомился в Париже. Манекенщица Дома Шанель Яковлева была очень красива, и Владимир Владимирович решил жениться всерьез. Ей он посвятил знаменитые стихи, заканчивающееся строкой: «Я все равно тебя когда-нибудь возьму. Одну или вдвоем с Парижем». Не взял. Прочитав «Письмо Татьяне Яковлевой», Лиля пришла в бешенство и бросила рукопись в лицо автору: «Ты в первый раз меня предал!» Она написала бумагу в ОГПУ (где у нее были обширные связи), что «Маяковский неблагонадежен, и его нельзя выпускать», – и поэт не получил визу во Францию. Яковлева осталась в Париже, вышла за виконта дю Плесси.
С актрисой Вероникой Полонской, его последней любовью, Маяковского познакомил в мае 1929-го Ося Брик. Стратегически это был верный шаг – во избавление от Яковлевой, с которой на тот момент продолжался роман в письмах. Полонская была замужем за актером Яншиным, однако забеременела от Маяковского и сделала аборт. Это обстоятельство стало одной из причин, повергших его в состояние острой депрессии. Утром 14 апреля 1930-го он и Полонская находились в его «лодочке» на Лубянке. Маяковский умолял ее остаться, но ей нужно было бежать на репетицию. Она обещала, что сегодня же поговорит с мужем, уйдет от него, все будет хорошо, начнется новая жизнь... «Останься!» – настаивал Маяковский. Полонская поцеловала его в щеку и закрыла за собой дверь. Через несколько секунд она услышала выстрел.
ФИНИТА
Брики в это время были в Берлине. Когда о трагедии сообщили Лиле, она первым делом поинтересовалась, из какого пистолета стрелялся Маяковский. Услышав, что из револьвера, как будто облегченно вздохнула: «Хорошо, что не из браунинга. Как бы некрасиво получилось – большой поэт и из маленького пистолетика...»
Спустя годы она записала: «Когда не стало Маяковского – не стало Маяковского, а когда умер Брик – умерла я». Осип Максимович скончался от сердечного приступа в 1945-м, поднимаясь по лестнице к себе домой. Вернее, в квартиру литератора Василия Катаняна, с которым Лиля жила гражданским браком с 1937-го. Ося жил с ними. То есть с ней.
Катанян и Брик делили общий кров 40 лет. Летом 1978-го 86-летняя Лиля сломала шейку бедра и решила покончить с собой, «чтобы не быть Васе в тягость». Приняв смертельную дозу снотворного, она стала писать на клочке бумаги как заклинание: «нембутал, нембутал, нем...». Ее рука остановилась, карандаш упал на пол.
P. S. Помимо незавершенной автобиографии Лиля Брик оставила после себя серию скульптурных портретов: Владимир Маяковский, Александр Краснощёков, Лев Кулешов, Василий Катанян... Лучше всего ей удался автопортрет.
5 фактов из жизни
После знаменитой резолюции Сталина о том, что «Маяковский остается величайшим поэтом нашей эпохи», книги советского классика стали печатать миллионными тиражами, за что Лиля получала солидные гонорары (в предсмертной записке он назвал ее членом своей семьи).
Она с неприязнью относилась к Бунину за его критику в адрес Маяковского и терпеть не могла Набокова, который «сорвал нимб» с Чернышевского в романе «Дар».
Брик была первой, кто пригласил в гости Булата Окуджаву и предложил записать его песни на магнитофонную ленту.
Стараниями Лили Брик из тюрьмы был вызволен Сергей Параджанов, получивший срок «за гомосексуализм».
К ее 85-летнему юбилею Ив Сен-Лоран изготовил потрясающее платье, которое лично преподнес Лиле в подарок.
Алексей ШЛЫКОВ, tv7.ru
О новой работе А. Германа мл.
Картина состоит из переплетения нескольких новелл про людей, живущих в одном городе. Одна из новелл — история брата и сестры. Молодые люди всю жизнь провели в Лондоне, а когда у них умер отец, приехали в Россию, чтобы разобраться с делами, поставить какие-то последние подписи и уехать навсегда. Они приезжают сюда очень благополучными, устроенными людьми и неожиданно оказываются в огромном пустом доме: вся дворня сбежала, отцовское дело развалилось, у них все отбирают. Как говорит Герман, это история про людей, которые на наших глазах проходят путь от небожителей к совершенно потерянным людям.
Вторая новелла про таджика, который приехал в Россию и вообще не понимает по-русски. Это короткая история о том, как человек учится говорить первые слова на незнакомом языке.
Третья новелла про искусствоведа, который всю жизнь занимается русским авангардом. Он подрабатывает гидом в маленьком музее. И никому не интересно, что он там говорит про Малевича и Кандинского. Это сломленный человек, единственное его желание — купить новый ноутбук. Однажды он встречает на дороге шумную, веселую компанию с девушкой, похожей, как написано в сценарии, на героиню итальянских фильмов. Девушка думает, что он часть компании, просто они не знакомы, что он не маленький никчемный человек, а один из них. Они начинают говорить о Малевиче, о Кандинском, ей становится невероятно интересно. Она зовет его: «Поехали с нами», но он отказывается, потому что у него дела, ему надо купить этот ноутбук, надо занять денег, надо еще сводить на выставку пару китайских туристов с их китайским фотоаппаратами и китайскими телефонами... И он никогда себе этого не прощает, он все выходит на эту дорогу в надежде снова встретить девушку.
Четвертая новелла про самого Германа. «Я очень люблю фантастику, — рассказывает режиссер, — в какой-то момент, в 1989-90 годах, вышло невероятное количество фантастических книжек, которые раньше у нас не издавались, а тут вышли тиражами 100-150 тысяч экземпляров. И вот 1990 год, появляются первые кооперативные магазины, по радио все еще обещают, что в 2000 году у всех советских граждан будут отдельные квартиры, а уже все разваливается, особенно херово в провинции, в Москве поспокойнее, в Питере нехорошо, там появляется общество “Память”: “Бей жидов, спасай Россию”. Герой, 14-летний мальчик, бежит в книжный ларек: ему бабушка подарила на день рождения большую иллюстрированную финскую книгу про диких животных, и он бежит ее продать, чтобы купить Кларка, Желязны, ну и всех правильных писателей-фантастов».
- Алексей, в вашем прошлом фильме «Бумажный солдат» вы тоже соавтор сценария. Почему вы не работаете со сценаристом, а пишете сами?
Я писал сценарий полтора года. Сначала пытался писать со сценаристом. Но потом сел и сам все переделал. Потому что привидение нельзя увидеть вдвоем.
Знаете, в России есть мертвое поколение сценаристов. Хороших сценаристов всего четыре с половиной человека на всю страну. Дело в том, что в 90-х годах все кинематографисты, которые уехали в Америку и Германию, начали возвращаться и всех учить. Тогда же появились все эти дешевые американские книжки «Как написать сценарий». Нам объясняли, что надо сначала написать поэпизодный план, нужно знать, что будет с твоим героем на 47-й минуте, нужно точно знать финал... Эти правила работают. Но гораздо важнее придумать героя, сжиться с ним, набрать какую-то жизнь, обстоятельства, чтобы ты сам в него поверил. В сценариях, написанных по тем правилам, герои — лишенные мышц и мозга скелеты — путешествуют по выдуманной схеме.
Чтобы истории получились живыми, я старался писать про людей и про ситуации, которые я знаю. История брата и сестры реальна, жизнь гида я представляю себе, потому что моя бывшая жена была таким гидом.
- Почему вы выбрали такую форму повествования?
Мы воспринимаем американскую депрессию по картинкам из фильмов Чаплина. Образ послевоенной Италии показал нам итальянский кинематограф. Россию 60-х годов мы знаем по картинам Марлена Хуциева. А 80-е мы воспринимаем по картинам Романа Балаяна. Образа современной России в кино нет. Нет ни одной этапной картины, которая показывала бы нашу жизнь. Поэтому мне было интересно попытаться через переплетение каких-то человеческих микроисторий ухватить общее ощущение страны, которая невероятно разная, наполненная дикими противоречиями, находится не в прошлом, не в будущем и не в настоящем, потому что распята многочисленными архетипами, ухватить ускользающее от нас ощущение той реальности, в которой мы живем. И мне кажется, что это правильный путь развития кино.
Представьте себе, что человек идет по улице, оглядывается и мельком видит в витрине отражение себя, своих друзей, а за ними отражение еще каких-то людей, там дальше дорога, ездят машины, живет город… Вот, собственно, то ощущение, которое я хочу передать в своем фильме. И тогда, возможно, если история получится эмоциональной и убедительной, мне удастся отразить картину повседневности, которая на самом деле очень важна для любой культурной жизни.
Моя цель — собрать все эти микроистории так, чтобы, выйдя из кинозала, зритель почувствовал, что встретился с людьми, которых он где-то видел, с которыми мог бы быть знаком, мог бы поболтать, чтобы ему было жалко, что этот калейдоскоп закончился. Как-то так.
- Сергей Соловьев считает, что российское кино ждет великое будущее. По его словам, у нас есть целое поколение «колоссальных молодых режиссеров», в то время как французскую «новую волну», которая повлияла на весь мировой кинематограф, по существу, сделали всего три человека: Трюффо, Годар и Луи Маль. Вы же в своих интервью все время говорите, что российское кино загибается. Почему? В чем наша проблема?
У нас есть примерно 12 талантливых молодых режиссеров в стране. Они все друг друга знают, встречаются, толкаются локтями, ревнуют к успехам друг друга или не ревнуют, кто-то получает приз — его поздравляют, искренне или неискренне, — это и есть, собственно говоря, вся наша культурная жизнь.
При этом на всех международных фестивалях и кинорынках всегда есть несколько картин из Франции, несколько из Германии, Италии, Англии и так далее. А появление русских проектов — всегда редкость. Но мир глобализируется. И чтобы талантливые российские режиссеры выжили, нужно пробиваться в тот огромный, конкурентный мир, который нас окружает, нравится нам это или нет.
Проблема русского кино, и моя тоже, в том, что мы разучились говорить языком, понятным жителям разных стран. Я имею в виду не упрощенным языком, но общечеловеческим. Как правило, наше кино прочитывается только здесь: в России, на Украине и в Восточной Европе. Чтобы выжить, необходимо пересмотреть способы, которыми мы коммуницируем со зрителями.
Это первое, о чем я думал, когда садился писать новый сценарий: мне важно было говорить прозрачным общечеловеческим языком.
Интересные вопросы зaдавала Ася Чачко, snob.ru