Dreamer

ЛЕБЕДИ И ПЕЧКА

«Мужа сестры убили второго или третьего березня (марта). Нам сказали - возле трансформатора лежит тело, подойдите посмотрите, может ваш, - подошли, оно накрыто соломою было, подняли солому, - наш…

Он лежал вниз лицом со связанными восьмеркой руками, я его перевернула и увидела, что у него с уха кровь бежала. Или его так стукнули, что кровь бежала, или выстрелили. С левой стороны вмятина, глаза выпуклые, губы надулись… говорят, ударили вроде его прикладом, а что на самом деле, мы ж не знаем.

И мы с сестрой перетаскивали его мертвого через эту вот всю дорогу, он здоровый, метр восемьдесят, и еле мы его в сад затащили, так как плотный мужчина был.

… еле затащили… тяжело вспоминать...

Так он пока в саду и закопан.

Мы пошли его забирать только вдвоем с сестрой специально, дочка моя в подвале оставалась, я не хотела, чтобы солдаты – их там много во рву в окопах было - видели, что у нас молодая женщина есть.

В доме семь человек нас было, запасы какие-то имелись, газ был подключен, и сестра варила вермишель, и горячее варила, и чай.

Ну, конечно, мы боялись, потому что в каждом дворе стояли танк и бэтээр, у нас здесь тоже, потом подъехал еще один танк, а вот там машина была, на ней большие четыре коробки, огромные, выше деревьев, может, с рациями какими.

Они в дом ворвались, сказали, что здесь разведка, и здесь бендеры, и забрали мужа сестры, его и посчитали за разведку. Пареньки эти были вообще молодежь, я только дивилася, такие молодюсеньки, такие дети…

Когда они ворвались сюда во двор, молодые, с этими автоматами, у одного сопли бежат, он шваркает, вытирает эти сопли, а сам с автоматом, и такой наляканный (испуганный), нашуганный, они боялись всех людей, даже имея оружие.

Зять спросил, вы откуда, ребята, они сказали, с Дальнего Востока, говорили нормально, сами шкеты худые, и глазики у всех такие маленькие, не узкие, а именно маленькие, а у того, который зятя забирал, вот у него были узкие глаза, он был постарше и агрессивней.

Зятя увели, потом опять приходят и этот, узкоглазый, как заорет – телефон, я сказ-а-ал! – и затвор на автомате так передернул – трак-трак.

Мы в основном сидели в подвале, а они ходили постоянно через наш двор. И тот, с соплями, подходил иногда, говорил сначала “тетя”, потом уже начал бабушкой звать, - бабушка, как вы, как у вас там? - говорю, нормально у нас тут, в подвале...

Потом подходит, - изжога печет, я говорю, давай я тебе соды дам, таблеток у меня нет, а соду могу дать, а он прямо так отмахнулся - не-не-не-не-не!

Третьего, наверное, березня паек они нам принесли свой, две коробки и хлебина, мы к нему и не притронулись, у нас в принципе своя еда была.

Жалко мне все, это же наша родина, батькiвщина, и мы с сестрой здесь поделили дом на две части, и вот тут и жили мы, она с мужем, а я без мужа, муж мой умер, и я сама старалась, чтобы ремонт на веранде зробить, веранда вон треснула, накрывала тут все. И сама старалась делала, у детей тоже не очень большая зарплата, и сама и работала, и пенсия две двести гривен, сама что могла тянула, утеплитель купила... все сгорело… ничего не осталось, вон что внутри сделалось, стены горелые одни.

У сестры были натяжные потолки, они вдвоем с мужем, им трошки легче было, а мне тяжело было, делала, что могла.

Говорят, какую-то компенсацию дадут, вначале комиссия пройдет, должны же опись сделать. Да, а что они компенсируют, мужчину ж то не вернешь... пятьдесят четыре года, еще работать, жить и помогать.

Страх и ужас.

Ну вот такая жизнь зараз у нас, ходим вот, тыкаемся як беспритульные.

Вы вот на хату эту смОтрите через дорогу, так в ней никто не жил, пустовала она, а потом сгорела, только печка осталась, это не от войны. От войны вон по всем дворам ящики их раскиданы от снарядов разных, як гробы.

Девятого березня прибегает военный – пять минут вам на сборы, дом будет минирован и взорван. Мы подхватились и к другой сестре в село рядом тут, Новая Гребля называется. А потом сестра, у которой мужа убили, уехала с детьми в Черкасскую область.

Я на стене нашего дома разваленного телефон свой написала крупно и слово «звони» – так и нашлись потом.

А про дом я себя постоянно спрашиваю, что это было, или взрыв или подпал, или что- то кидали нам внутрь, вы же посмотрите, все сгорело… Только и остались ворота с лебедями, это моя дочка расписывала, лебеди теперь раненые, простреленные все.

И у меня постоянно вопрос:

- Что мы зробили, что мы сделали этим людям!?

Вот моя земля, мой сад, цветы расцвели, у меня внучку зовут Маргарита, и я посадила здесь маргаритки, розовые и белые, и они начали цвести, я зашла, и хоть это радует.

Моя внучка, моя Маргаритка, щебетуха ты моя, ты бы видела, что тут делается, она спрашивает, бабушка неужели у нас ничего нет, я говорю ничего, все сгорело. А она - бабушка, ты знаешь, я уже сделала проект нашей хаты, где мы будем жить, она такой будет красивой.

А я слушаю ее и плачу.»

Разговор этот был записан мною в селе Андреевка Бучанского района Киевской области 11 апреля 2022 года. Как выяснилось позже, зять был убит выстрелом в затылок, его перезахоронили на кладбище. Семья героини временно поселилась на другой улице в той же Андреевке. Остатки дома с номером телефона на обгоревшей стене так и стоят вдоль трассы.

Виктория Ивлева